Автор: medb
Пейринг/Персонажи: Курогане/Фай и другие
Жанр: drama
Рейтинг: PG-13
Саммари: История о выборе и его последствиях.
Предупреждение: AU – ближе к Хорицубе, чем к Тсубасе.
Дисклэймер: Персонажи принадлежат не мне.
От автора: Эта история была задумана еще в ноябре-декабре и все это время потихоньку писалась параллельно с «Морем Сиам»... но в итоге я подумала и решила, что, раз события в тексте происходят в конце марта, то и вывешивать сам текст имеет смысл также в конце марта. «Море» тоже будет, но позже, после преодоления пары важных реаловых порогов.
Количество слов в части: 7 358
Часть первая
...которые совершенно походят друг на друга,
так что никто не может сказать,
который из них дал другому его подобие.
Парацельс*
так что никто не может сказать,
который из них дал другому его подобие.
Парацельс*
I. Тезис
Сказать, что этот сон – неправда?
Но знаю я, что я не сплю.
Кальдерон
Но знаю я, что я не сплю.
Кальдерон
Курогане очень хорошо помнил свой первый визит в этот магазин, хотя не был уверен, когда именно это произошло. Кажется, незадолго до смерти матери... а возможно, сразу после.
Но, в любом случае, это точно было до встречи с чертовым придурком.
Когда он вошел, бронзовый бубенчик над дверью негромко звякнул, и это оказалось единственным, что нарушило тишину. За внутренними раздвижными дверями с изображением бабочки скрывалось просторное сумрачное помещение без окон, наглухо заставленное разнообразными шкафами и ящиками, на полу повсюду были стопки и груды самых разных предметов: книги, свитки, стеклянные шары, странные посохи, больше похожие на детские погремушки, бумажные журавлики, плюшевые игрушки, песочные часы. Единственный участок стены, не заслоненный шкафами, был украшен фудами и рисунками бабочек, на низкой тумбочке расправил крылья большой белый веер со стилизованным изображением феникса, перед ним на подставке возлежал длинный меч с посеребренной рукоятью. В воздухе вместе с едва заметным дымом плыл тяжелый аромат сандала, вместо ламп на потолке висели красные бумажные фонарики. Единственным незахламленным участком был маленький столик в центре комнаты, к которому вел узкий расчищенный проход. За столиком в деревянном кресле сидел высокий человек в темно-зеленом китайском одеянии и пил чай. У него было бледное спокойное лицо и тяжелые, длинные черные волосы, на затылке стянутые заколкой в хвост.
Курогане мотнул головой, словно в бессознательной попытке стряхнуть наваждение. Он сам понятия не имел, почему вдруг решил зайти в это странное место. Однако все же приблизился к хозяину магазина, на всякий случай нахмурившись и спрятав руки в карманах куртки.
Мужчина поднял на него доброжелательный взгляд, будто только сейчас заметил, и невозмутимо улыбнулся, поправляя очки с круглыми стеклами.
- Добро пожаловать! – негромко произнес он и извлек откуда-то вторую чашку. – Не желаете ли чаю?
Курогане что-то отрицательно пробурчал, но хозяин уже невозмутимо придвинул к нему внезапное угощение. Чашка была совсем крошечной и хрупкой, из тонкого фарфора, на который и дышать-то было боязно, белая, с алым иероглифом «бесконечность» на боку. Зеленый чай пах пылью, и на его поверхности плавала одинокая чаинка.
В магазине было неестественно тихо, словно глубоко под водой – не доносилось никаких звуков с улицы, не было слышно тиканья часов.
Хозяин улыбнулся чуть шире и задумчиво склонил голову набок, открыто разглядывая гостя:
- Что-то подсказывает мне, что Вы бы скорее предпочли саке... Но, думаю, я знаю, за чем Вы действительно пришли сюда!
- Я сам этого не знаю, - мрачно буркнул Курогане, начиная чувствовать себя весьма неуютно.
Однако хозяин уже поднялся со своего места за столом, с удивительно гибкой грациозностью пробрался к стене между завалами своего хлама и бережно взял с подставки тот самый меч с серебристой рукоятью, сразу привлекший внимание.
И Курогане не заметил, просто не отследил тот момент, когда меч вдруг оказался в его собственных руках.
Тяжелый, неожиданно теплый, словно пульсировавший изнутри... Он привык работать с боккенами и классическими катанами, этот меч на первый взгляд казался чересчур громоздким и неповоротливым, но...
Курогане сделал шаг назад, клинок плавно выскользнул из ножен и описал в воздухе быструю свистящую дугу. Руки будто двигались сами, без участия разума, и, несмотря на чрезвычайную тесноту, он умудрился ничего не задеть.
Сердце билось как-то особенно глухо, словно чужое.
Курогане уверенно загнал меч обратно в ножны, крепко стиснул чуть шероховатую рукоять – на мгновение померещилось, будто оскаленная морда дракона подмигнула – и поднял на хозяина магазина тяжелый взгляд, пытаясь скрыть собственные смущение и растерянность.
Тот снова поправил очки и поднес к губам свою чашку, невозмутимо и все так же доброжелательно заявив:
- Я могу предложить Вам работу.
Его улыбка была такой спокойной и умиротворенной, какая бывает только у человека, который уже не может ничему удивиться.
*
Весеннее солнце, еще слабое после зимы, косыми лучами расчерчивало двор додзе. Ветер негромко постукивал стволами бамбука, игриво звенел подвешенными к крыше колокольчиками, остужал выступивший на коже пот. Тренировка закончилась, и большинство учеников уже успели разбежаться, только возле водонапорной колонки еще стояли Шаоран и Шидзука – эти двое всегда уходили последними, иногда даже напрашивались на дополнительные занятия. Курогане сидел на веранде додзе и, чуть хмурясь, проверял тренировочные боккены, старательно делая вид, что до детей ему нет никакого дела.
Вскоре раздались веселые голоса, и к мальчишкам подбежали Сакура и Химавари, видимо, вернувшиеся из какого-то своего девчачьего кружка. Курогане они явно не заметили, потому что продолжили весело щебетать. Потом в разговоре произошла короткая заминка: Сакура испуганно ахнула, заметив ссадину на щеке Шаорана – тот все еще довольно часто пропускал удары справа – достала из кармана платок и потянулась к его лицу, пацан вспыхнул и попытался смущенно отклониться, девица, осознав, что делает, тоже стремительно покраснела, Химавари весело засмеялась, Шидзука остался привычно невозмутим...
Курогане громко фыркнул себе под нос и вернулся к работе.
Додзе досталось ему в наследство от деда. Отец был профессиональным военным, моряком, и национальными боевыми искусствами интересовался очень слабо, поэтому долгое время додзе пустовало и налог за него мертвым грузом висел на семейном бюджете... А потом вмешались остальные родственники, и Курогане опомниться не успел, как вдруг стал преподавать здесь, вдобавок к своей постоянной должности спортивного тренера в школе, где раньше работала мать.
Краем глаза он заметил, что дети наконец ушли. Устало расправил плечи и потер шею, положил на колени последний боккен и прикрыл глаза, вслушиваясь в шелест ветра.
Разумеется, долго подобная идиллия продолжаться не могла, и уже через пару минут тишину нарушил чрезмерно радостный вопль:
- Куро-папочка, у меня для тебя чудовищно важная новость!
Курогане раздраженно выдохнул и открыл глаза, привычно рявкнув:
- Сколько раз повторять, не называй меня так!!! – скривился и мрачно добавил. – Если что здесь и чудовищно, то только твои манеры...
Фай радостно засмеялся, получив ровно такую реакцию, на которую рассчитывал. Он встал прямо перед Курогане, чуть наклонившись к нему и уперев кулаки в бедра, и с притворной строгостью заявил:
- Нуууу, Куро-мю, ну не будь таким занудой! Это правда важно, очень-очень!
Курогане, все так же сидевший на полу веранды, поднял голову – непривычно было смотреть снизу вверх – и скептически приподнял одну бровь.
Солнце подсвечивало сзади легкие волосы Фая, превращая их в нимб. В сочетании с просторной безразмерной футболкой ярко-голубого цвета с красной надписью «Следуй за белым кроликом!» это смотрелось довольно оригинально.
На ступенях были беспорядочной грудой свалены многочисленные пластиковые пакеты – похоже, прежде чем идти сюда, он заглянул за продуктами. Курогане уже в который раз мысленно удивился тому, насколько бесшумны были шаги Фая – он не услышал его приближения, только почувствовал.
Назойливый идиот какое-то время внимательно разглядывал его с хитрой улыбкой, потом выпрямился, раскинул руки в стороны, словно хотел обнять разом весь мир, и торжественно сообщил:
- У Сакуры-чан и Шаорана-кун через две недели день рождения! Ровно первого апреля, у обоих сразу!
Курогане поднял боккен, пристально осматривая рукоять, и лаконично буркнул в ответ:
- И?
Как и следовало ожидать, Фай тут же шумно возмутился, всплеснув руками:
- Как это «и»?! Куро-пон, это ведь наши любимые дети! Мы просто обязаны подготовить для них особенный праздник, им ведь исполняется целых четырнадцать лет!
За последнее время Курогане успел почти привыкнуть к подобным выходкам, поэтому не поперхнулся, только процедил сквозь стиснутые зубы:
- Они не наши дети.
- Куро-рин, как тебе не стыдно отрекаться от своей семьи?!
В голосе Фая было столько искреннего потрясения и возмущения, что у Курогане в который раз уже мелькнула мысль – этому придурку самое место в театре.
Никто из них уже толком не помнил, как именно началась эта любимая игра Фая в «семью». Просто однажды ему стукнуло в голову – и он взялся планомерно изводить всех окружающих, не желая слушать никаких доводов разума.
Курогане мрачно вздохнул и в очередной раз пообещал себе серьезно поговорить с Томойо – ведь именно младшая двоюродная сестра однажды привела к ним в гости своих друзей-одноклассников, Шаорана и Сакуру. И, разумеется, у Фая как раз тогда случился очередной приступ чрезмерной заботливости, результатом которого стало то, что дети теперь приходили в гости очень часто и никакого покоя в доме не было. Впрочем, не то чтобы он был до этого.
Не дождавшись на сей раз никакой реакции, Фай печально вздохнул, устроился рядом, скрестив ноги, и целую минуту просидел неподвижно. Потом несильно пихнул его плечом в плечо и с хитрой всезнающей улыбкой заявил:
- Куро-пуу просто очень боится показывать, что на самом деле любит детей!
Курогане скрипнул зубами и снова рявкнул, бросив на собеседника грозный взгляд:
- Заткнись! Я ничего не боюсь! И я Курогане!!!
Этот идиот в ответ снова весело рассмеялся, откинув голову назад и обнажив белое горло. Соблазн сдавить это самое горло обеими руками и наконец придушить ходячее недоразумение был велик, как никогда.
Курогане раздраженно фыркнул и отвернулся.
Отсмеявшись, Фай вытянул ноги, пару мгновений полюбовался носами своих грязных кроссовок и внезапно воскликнул:
- А мы поедем летом в Италию?!
К подобным неожиданным вопросам и идеям Курогане тоже уже давно привык. Поэтому только хмуро спросил:
- Что ты там забыл?
Фай восторженно хлопнул в ладоши и бескомпромиссно заявил:
- Ну, там ведь красиво! Особенно в Вероне... Мне с детства этот город очень нравился, помню, как мы играли на Арене! И во Флоренции тоже здорово... - подумал и более серьезно добавил. – А еще – я очень хочу повидаться с Ашурой.
Курогане вздрогнул, чуть не выронив боккен, и медленно перевел взгляд на Фая. Однако тот весело продолжал, как ни в чем не бывало:
- Я так по нему соскучился! А то он постоянно работает, ездит по разным странам со своими проектами... Даже совсем не звонит последнее время!
Курогане решительно отложил боккен к остальным, обхватил Фая рукой за плечи и, дернув на себя, уверенно поцеловал. Придурок опять умудрился где-то обветрить губы... Сквозь поцелуй прорвался удивленный возглас, потом Фай покорно обмяк и обвил руками шею Курогане.
Колокольчики под крышей снова звякнули от порыва ветра. Где-то на улице громко залаяли собаки, что-то весело кричали дети. Солнце, даром что совсем бледное, все равно слепило глаза.
Курогане наконец выпустил Фая, оставив однако ладонь на его пояснице. Тот прильнул к нему, сладко зевнул и, явно забыв, о чем шла речь до этого, бодро осведомился:
- Что у нас на обед?!
- Эй, это же ты ходил за продуктами! – мгновенно парировал Курогане, бросив подозрительный взгляд на пакеты на ступеньках.
Фай печально вздохнул и доверительно признался:
- Да, но я понятия не имею, что можно из всего этого приготовить...
Курогане молча хлопнул себя ладонью по лбу. Придурок тут же обиженно надул губы:
- Нууу, я ведь не Юи! Это он все умеет...
Возразить на данное заявление было нечего. Курогане хмыкнул и устало потер глаза.
Даже как-то не верилось, что завтра выходной.
*
В клубе было темно и, на взгляд Курогане, слишком людно. Однако, чуть помедлив на пороге, он все же двинулся к барной стойке широким решительным шагом, уверенно расталкивая плечами всех, кто не догадался расступиться. Разноцветные огни лихорадочно метались по танцевальной площадке, какая-то чересчур электронная музыка ритмично пульсировала, перекрывая гул голосов, было довольно душно и жарко. С мысленным вздохом Курогане устроился на высоком стуле за стойкой и скользнул хмурым взглядом по головам танцующих. Хотелось основательно напиться, но потворствовать подобному нерациональному желанию он не собирался. Во всяком случае, в полной мере. Поколебался и все же заказал стакан виски.
Ждать пришлось на удивление недолго. Не успел растаять лед в стакане, как на стул слева вдруг плюхнулся взъерошенный Фума, как всегда в своих неизменных солнцезащитных очках с оранжевыми стеклами, и лихо ухмыльнулся.
- Йо! – возвестил он, отсалютовав, заказал себе выпивку и ностальгически вздохнул. – Атмосфера здорово напоминает наши совместные студенческие пьянки, неправда ли?!
Курогане чуть поморщился и проворчал:
- Не помню, чтоб в те годы ты хоть раз явился вовремя... Это что-то новое.
Фума коротко рассмеялся и пожал плечами:
- Ну, я ведь теперь работаю курьером, так что поневоле пришлось отучиться опаздывать!
Курогане хмыкнул, поболтав темно-янтарной жидкостью в стакане, потом позволил себе чуть усмехнуться. Старый друг сразу заметил это и весело подмигнул, залпом осушая свой стакан.
- Тебя давно не было видно, - продолжил разговор Курогане. – Ездил в Европу?
Фума утер губы и кивнул, расстегивая верхние пуговицы на рубашке:
- Ага. У брата была какая-то очередная научная конференция, так что я решил воспользоваться возможностью и на халяву поездить по свету!
Курогане снова хмыкнул и покачал головой. Фума со студенческих лет был жизнерадостным неунывающим раздолбаем и, похоже, меняться совсем не собирался. Несмотря на дурное настроение, встреча радовала. Если б еще только этот... курьер выбрал для нее место поспокойнее, чем идиотский ночной клуб.
Хотелось спать. А еще – обнять одного весьма конкретного человека, вдохнуть знакомый запах мягких светлых волос, и, может, хоть тогда наконец уймется протяжная головная боль.
- Ну что, как тут у вас дела?! – бодро осведомился Фума, ополовинив второй стакан. – Что изменилось за время моего отсутствия?
Курогане устало ссутулился и потер висок.
- Да, в общем-то, ничего, - наконец неохотно ответил он.
Фума бросил на него косой взгляд, но промолчал.
Какое-то время посидев в – относительной – тишине, они перешли на разговор об общих знакомых. Курогане хмуро рассказал о своих рабочих буднях – дети утомляли своей бестолковостью и неспособностью спокойно сидеть на месте, чем младше, тем хуже, да вдобавок отношения с начальницей у него тоже всегда были непростые... Он регулярно задавался вопросом, что вообще забыл в школе, тем более что дети его дико раздражали по определению, и несколько раз пытался подыскать другое постоянное место работы, но вечно что-то отвлекало. Фума, в свою очередь, поведал о своих европейских приключениях – о том, как решил поиграть в папарацци и несколько недель охотился за какой-то капризной звездой, пытаясь выяснить, мужчина это все-таки или женщина, как один раз изображал на медицинском семинаре собственного старшего брата и очень умно молчал, пытаясь уловить хоть одно знакомое слово, как, наконец, уже вернувшись в Японию, в Осаке помогал Сорате, их общему институтскому приятелю, похитить невесту.
Музыка, казалось, стала чуть потише. В какой-то момент к ним подошли две незнакомые девицы, Курогане демонстративно замкнулся, но Фума умудрился радостно флиртовать с обеими сразу и даже позволил утащить себя на танцплощадку. Вернулся минут через десять, запыхавшийся и довольный, утащил так и нетронутый стакан Курогане и даже имел наглость недовольно поморщиться – лед уже весь давно растаял.
Курогане чуть прищурился и подпер подбородок ладонью, опираясь локтем на стойку:
- Как к твоему отсутствию отнесся Камуи?
Фума замер, поморщился более явственно и демонстративно вздохнул:
- Умеешь ведь весь настрой испортить... Ну а как он мог к этому отнестись? Опять не желает со мной разговаривать. Честно говоря, я уже и не знаю, смеяться мне или на все плюнуть, - он вяло пожал плечами, отставил пустой стакан и мстительно осведомился с невинной улыбкой. – Кстати, Фай все-таки нашел работу, как собирался?
Курогане стиснул зубы и перевел взгляд на танцплощадку, видя перед собой совсем другое место. Головная боль опять усилилась.
- Пишет теперь статьи в пару молодежных журналов, про фильмы. Получил возможность бесплатно ходить на все премьеры, регулярно таскает меня с собой, - наконец неохотно проворчал он.
Фума кивнул, чуть покачнувшись на стуле – кажется, с выпивкой он все-таки малость перестарался:
- А, ну да, он ведь всегда киноискусством интересовался...
Курогане мрачно уставился на батарею пустых стаканов и ничего не ответил. О том, что последнее время чертов придурок еще увлекся гоночными машинами и постоянно ныл, упрашивая отпустить его покататься, он благоразумно решил промолчать.
Они сидели в клубе еще какое-то время, переключившись в разговоре на нейтральные философские темы – хмельной Фума очень быстро проникался истинным смыслом жизни и начинал задаваться экзистенциальными вопросами.
- Вот скажи, дружище, - протянул он, сняв очки и разглядывая стекла с каким-то подозрением. – Вот ты веришь в прошлые жизни?
- Нет, - лаконично отозвался Курогане, не глядя на него.
Фума в очередной раз вздохнул, укладываясь щекой на прохладную стойку:
- Ну ты и зануда. А мне в Испании одна цыганка нагадала, что я был великим вождем и императором! А еще могучим воином...
- Опасаюсь представить, за что мог сражаться такой тип, как ты.
Фума пихнул его кулаком под ребра и пьяно хохотнул:
- Спасибо за веру в меня, друг, я тебя тоже люблю!
Курогане устало потер лоб и хмыкнул.
Разошлись они где-то вскоре после полуночи.
*
Все вокруг было белым и очень светлым, этот яркий свет выедал, размывал контуры, оставлял только пунктирные линии. Стояла совершенно оглушающая тишина, она пульсировала в затылке и судорожно билась, словно пытаясь выбраться наружу. Ничего не происходило и не менялось, он застыл в невесомой неподвижности, как муха в янтаре, и тщетно, яростно тянул вперед левую руку, пытаясь ухватить, забрать, вернуть что-то... кого-то?..
Он прерывисто выдохнул и резко открыл глаза. Взгляд уперся в темный потолок, расчерченный четкими квадратами света из-за окна. На улице с шелестом проехала припозднившаяся машина, на стене напротив кровати сосредоточенно тикали большие часы.
Курогане моргнул, наконец осознав, что действительно вытянул руку к потолку. Медленно сжал кулак и так же медленно опустил руку на одеяло.
Теплая тяжесть на его правом плече сонно шевельнулась. Фай немного неуклюже приподнялся на локте, с трудом разлепил глаза и рассеянно взглянул на него из-под спутавшихся светлых прядей.
- Куро-пон?.. – едва слышно просипел он и, протянув руку, вдруг ткнул его указательным пальцем в щеку. – Тебе опять приснился странный сон?
Курогане раздраженно вздохнул и досадливо отбросил его руку. Потом провел ладонью по лбу Фая снизу вверх, убирая челку, чтобы взглянуть в затуманенные и чуть расфокусированные серые глаза, хмыкнул и коротко велел:
- Спи давай.
Фай широко зевнул, клюнул его губами в щеку – в то же самое место, куда ранее ткнул пальцем – и снова послушно улегся, обиженно пробурчав:
- Эх, а вот мне сны никогда не снятся!..
- Я знаю, - ровным голосом ответил Курогане и обнял его крепче, глядя на темное беззвездное небо за окном.
Разумеется, так просто придурок не успокоился. Опять приподнялся на локте, тряхнул головой и внезапно заявил подозрительно бодрым голосом:
- Я хочу на пару дней съездить в Исэ! Там как раз сейчас в святилище Найку проходят съемки нового фильма Тайшаку Тена, помнишь, я говорил тебе, его называют самым неоднозначным режиссером нашего времени! Мне как раз сегодня утром позвонили из редакции, предложили написать репортаж... Поедем?! – выдав этот экспрессивный монолог, он снова бескомпромиссно зевнул.
- Посмотрим, - лаконично отозвался Курогане.
Фай недовольно фыркнул:
- Да ну тебя! Я сам тогда поеду! – и опять улегся, демонстративно повернувшись к нему спиной. Уже через пару мгновений его дыхание выровнялось.
Курогане молча притянул его обратно, не желая выпускать из рук, и еще долго лежал без сна, разглядывая потолок.
Что невыразимо в словах, неистощимо в действии.**
*
Курогане терпеть не мог бумажную работу, она всегда казалась ему бессмысленным переливанием из пустого в порожнее – бумажки подменяли собой людей. Но еще сильнее его раздражала необходимость проверять письменные тесты учеников: на прошлой неделе пришло распоряжение свыше, согласно которому школы должны были провести обязательный письменный экзамен по физкультуре. Письменный – по физкультуре! Якобы для проверки общей культурно-спортивной образованности детей. Курогане с презрением фыркнул и пренебрежительно отбросил в стопку очередной проверенный тест. Вдобавок к скуке – и тому факту, что он неожиданно узнал очень много нового из истории спорта, вроде того, что хоккей зародился в Египте, а звание чемпиона мира по шахматам в 1886 году получил Коперник – у большинства чертовых спиногрызов оказался отвратительный почерк, каны словно царапали криволапые птицы.
Как можно быстрее покончив с проверкой (он всегда предпочитал расправляться с неприятными вещами сразу), Курогане откинулся на спинку кресла и медленно протяжно выдохнул, расслабляя плечи. Он сидел в учительской в гордом одиночестве, предварительно распугав своей мрачной аурой остальных преподавателей и не испытывая по этому поводу ни малейших угрызений совести. Небо за окном было низким и пасмурным, сильный ветер рвал с ветвей первые распустившиеся листья. Давление понизилось, и виски неприятно ломило.
Дверь негромко скрипнула. Курогане поднял взгляд, удивленный, что кто-то осмелился нарушить его уединение, и удивился еще больше, увидев Сому. Тем более Сому, одетую в строгий брючный костюм.
- Ты засел тут, как в конуре, - криво усмехнулась она и, проигнорировав его рычание, пояснила. – У меня через два часа заседание в суде... Кендаппа просила завезти Томойо какие-то конспекты, раз уж мне все равно по дороге, и я решила заодно навестить тебя тоже.
Курогане нахмурился, но кивнул. Сома была его подругой детства – хотя детьми они только и делали, что дрались – успешным адвокатом и, что досадно смущало больше всего, девушкой его старшей двоюродной сестры.
Без особого стеснения Сома расположилась в удобном кресле за столом, и Курогане, нахмурившись еще сильней, налил ей кофе из плевавшегося кипятком старого автомата. Они не виделись больше двух месяцев и последний раз расстались не особенно мирно...
Просто он не выносил, когда ему читали нотации. И пытались за него решить, что для него лучше.
Сома поправила аккуратно уложенные волосы, внимательно разглядывая его, словно что-то искала. Потом чуть улыбнулась, и выражение ее глаз потеплело:
- Томойо выглядит такой счастливой... Она познакомила меня со своими друзьями-одноклассниками, очень славные ребята.
- Надоедливая мелюзга, - фыркнул Курогане и хрустнул позвонками, разминая шею.
Он подсознательно напрягся, словно перед схваткой, и убедить себя успокоиться не получалось.
Молчание затягивалось, они выжидающе смотрели друг на друга, пока наконец Курогане не выдержал и неохотно поинтересовался:
- Какое у тебя дело на сей раз? В суде, я имею ввиду.
Сома с детства была решительной и целеустремленной. Все родственники и знакомые были уверены, что она продолжит дело родителей и станет врачом, поэтому ее карьера адвоката – и весьма успешная, стоит отметить – стала для всех неожиданностью.
Она рассеянно помешала ложечкой в чашке, хотя кофе был без сахара, и позволила себе усталый вздох:
- Мой подзащитный – лидер молодежной группировки, которая постоянно устраивает стычки с другими группировками. Робин гуды местного масштаба... Снова не поделили район, и парня банально подставили, - Сома чуть нахмурилась и отложила ложечку, сплетя пальцы под подбородком. – Вообще-то, в успешном исходе дела я уверена, доказательств его невиновности достаточно. Но меня беспокоит пресса: у моего подзащитного недавно начался роман с популярной певицей Примерой Марвел, и вряд ли репортеры оставят этот процесс без внимания...
Курогане выразительно хмыкнул и покачал головой. Люди любят сами придумывать себе дополнительные проблемы.
Он долил себе кофе и все же решил уточнить:
- Томойо говорила, Кендаппу пригласили на какой-то парижский музыкальный фестиваль?
Лицо Сомы чуть просветлело, усталая складка между бровей разгладилась:
- Да, «Серебряная лилия», этот год они решили посвятить национальным инструментам разных стран, - она снова немного нахмурилась. – Надеюсь, мне не назначат следующее слушание на ту же дату, когда будет концерт, я обещала поехать с ней.
Курогане кивнул, осушая свою кружку. Со старшей сестрой он не общался еще дольше, чем с Сомой. По той же самой причине.
Гостья задумчиво уставилась в чашку, так и не сделав ни глотка, потом вдруг спросила словно невзначай:
- А твои как дела?
Он мгновенно напрягся:
- Нормально.
Сома на мгновение закусила губу, потом подняла взгляд на него и с сомнение начала:
- А...
Но Курогане не позволил ей закончить, резко вскочил на ноги, с трудом удержавшись, чтобы не грохнуть кулаком по столу, и предостерегающе процедил:
- Тебя ведь опять послала Кендаппа, так? В надежде наконец меня вразумить? Насколько помню, мы уже обсудили все это в прошлый раз.
Он злился, но старался говорить тихо, и от привычной досады едва не стало тошно.
- Это моя жизнь, - с нажимом подчеркнул он, не отпуская взгляда Сомы. – И я сам выбираю, с кем ее жить.
Она выдержала его взгляд почти минуту, потом опустила ресницы и со вздохом негромко призналась:
- Я пришла сегодня не за этим. Не могу обещать, что мы отныне закроем эту тему насовсем... Но пока я хотела предложить перемирие, - с этими словами Сома снова подняла взгляд.
Курогане усилием воли подавил раздражение и медленно кивнул.
Она едва заметно облегченно улыбнулась и осторожно уточнила, словно ожидая немедленного резко отрицательного ответа:
- Я могу заглянуть на днях в гости?
Он несколько секунд пристально разглядывал ее сосредоточенное лицо, потом нейтрально пожал плечами:
- Конечно. Почему нет?
Сома удивленно моргнула и тоже поднялась из-за стола. Курогане шагнул к ней, на мгновение крепко стиснул ее плечо, как часто делал раньше, кивнул на прощанье и решительно вышел из комнаты.
*
Небеса к вечеру совершенно прохудились и хлынули на город быстрым холодным дождем. Мутные ручьи струились по тротуарам и пенились на решетках канализации, мокрые, пока еще почти голые ветви деревьев нервно дрожали на фоне темно-серого неба.
Курогане хмуро шагал по улице, радуясь, что все-таки захватил зонт, но ботинки промокли насквозь и мерзко хлюпали. Порывы холодного ветра то и дело плескали водой в лицо.
Дом был темный и словно затаившийся, свет не горел ни в одной из комнат, хотя окно на втором этаже было распахнуто настежь. Курогане нахмурился и открыл дверь своим ключом.
Темнота в прихожей оказалась такой непроглядной, что передвигаться пришлось буквально ощупью. Приглушенно выругавшись, он плюнул на попытки нашарить выключатель, скинул ботинки и куртку вместе с зонтом прямо на пол, добрался до ванной и захватил полотенце.
В кухне никого не было, в бывшем кабинете отца тоже, но дверь гостиной оказалась чуть приоткрыта. Сквозь большие окна в помещение проникал рассеянный вечерний свет, слабо серебривший все предметы. У старого любимого рояля матери рядом с окном стояла тонкая фигура – идеально прямая спина и почти белые в сумерках волосы.
Курогане замер на пороге, вытирая шею полотенцем, и собрался было раздраженно окликнуть чертового идиота... но осекся, внезапно узнав.
Тот медленно обернулся на скрип двери, внимательно посмотрел на него и вежливо улыбнулся:
- Добрый вечер, Курогане.
С правомерностью данного утверждения вполне можно было поспорить, однако хозяин дома только отрывисто кивнул и приблизился к нему.
Юи снова отвернулся к окну, внимательно следя за тем, как ползли по стеклу широкие струи дождя.
Курогане уронил влажное полотенце себе на плечи, как шарф, и устало потер виски. Головная боль становилась сильнее, похоже, все-таки придется пить таблетки.
Какое-то время они молчали, стоя рядом, но не касаясь друг друга. Непогода шумела на улице, в доме царила контрастная тишина, и только сейчас подумалось, что не помешало бы включить свет. Наконец Курогане прочистил горло и, нахмурившись, сообщил:
- Тебе пару дней назад звонила эта певица из клуба.
Юи удивленно взглянул на него через плечо, потом в светлых глазах промелькнуло понимание:
- Оруха-сан? Мы договаривались, что я буду аккомпанировать ей на следующем музыкальном вечере в «Клевере», но я не был уверен, что буду здесь в это время. Я перезвоню ей после ужина, спасибо.
Курогане безразлично пожал плечами. Нужно было подняться наверх, к себе в комнату, переодеться, выпить чего-нибудь горячего, заняться делами, однако он продолжил неподвижно стоять на месте, левым плечом чувствуя призрак чужого тепла.
- Кстати, я промыл рис, - неожиданно продолжил Юи. – Собираюсь потушить с овощами и говядиной, если хочешь, могу еще приготовить мисо.
Курогане в ответ молча кивнул. Первый нормальный ужин за долгое время – это несомненный плюс.
- Думаю, ты захочешь проветрить в своей комнате, - неохотно проворчал он. – И притащить себе электрический обогреватель на ночь: за время твоего отсутствия туда никто не заходил, так что там теперь наверняка стыло и душно.
Юи молча улыбнулся и безотчетным жестом поправил воротник своей тщательно выглаженной белой рубашки – в отличие от Фая, любившего безразмерные футболки и растянутые свитера, он всегда предпочитал одеваться более официально и аккуратно.
Дождь пошел на убыль, умытые водными разводами стекла искажали улицу, превращая ее в какое-то потустороннее пространство. Юи едва слышно вздохнул и, переведя взгляд на рояль, медленно провел пальцем по его лакированной крышке. В пыли осталась четкая полоса.
- Похоже, Фай опять не особо задумывался об уборке...
Курогане фыркнул и выразительно закатил глаза. Фай и уборка? Само сочетание этих слов в одной строке казалось парадоксом.
- Он ведь не играет на этой штуке, - опять пожал плечами Курогане и потер уставшие глаза.
Юи ничего не ответил и осторожно взял в руки фоторамку, стоявшую на рояле. Это был подарок Томойо: получив на день рождения очередную навороченную камеру, она тут же примчалась в гости и потребовала помочь ей с фотосессией. Основными моделями выступали Шаоран и Сакура, которых Томойо притащила с собой на буксире, но Курогане и Фаю тоже поневоле пришлось принять участие в этом абсурде.
На фотографии они все были запечатлены крупным планом. Сидевшие рядышком дети выглядели смущенными донельзя, сутулившийся с другой стороны от Сакуры мрачный Курогане демонстративно смотрел куда-то в сторону, а Фай, перегнувшись через спинку дивана, одной рукой обхватил Курогане за шею, едва не задушив, другой ставил рожки куда-то между головами Шаорана и Сакуры... и улыбался, как сумасшедший.
Курогане понятия не имел, почему позволил оставить эту дурацкую фотографию на виду.
Юи так же молча и осторожно поставил рамку на место. Его потемневшие глаза были того же цвета, что тучи за окном.
Курогане хотел что-то сказать, но не успел: Юи ужом проскользнул мимо него и поспешил к выходу из комнаты, сообщив уже в дверях:
- Пойду займусь ужином, ты ведь наверняка голоден после работы.
За окном дождь вдруг резко хлынул с новой силой, шумной дробью ударил в стекло.
В это же мгновение в углу оглушительно затрезвонил телефон. Курогане сглотнул отчего-то образовавшийся в горле комок, досадливо поморщился и, приблизившись к тумбочке, взял трубку, раздраженно бросив:
- Да?
- Здравствуйте, вас беспокоит главный редактор ежемесячного журнала «Кинолетопись» Касуми Карен, могу я поговорить с Фаем-сан? – на одной ноте выдал незнакомый женский голос, глубокий и немного хриплый.
- Его нет, - сухо сообщил Курогане, устало потирая переносицу.
Однако женщину это известие ничуть не расстроило, напротив, в ее голосе зазвучал неподдельный энтузиазм:
- О, значит, он все-таки отправился в Исэ, как мы договаривались?! Прекрасно! В таком случае, мы ждем статью в первых числах апреля.
И она положила трубку до того, как он успел произнести хоть слово.
Курогане почти минуту сверлил телефон пристальным взглядом, потом поднялся в свою комнату, где наконец включил свет.
*
Выяснилось, что дома очень вдруг и некстати закончились какие-то важные специи. Пришлось на ночь глядя переться в дальний супермаркет, Юи написал список, а сам остался возиться с уборкой. Курогане для вида поворчал, но возражать не стал – ему в любом случае необходимо было немного прогуляться, тем более что дождь наконец закончился.
Фонари горели через один, в мокром асфальте отражались их размытые огни. Всюду блестели глубокие лужи, полные всякого мелкого мусора, воздух был сырой, но неожиданно свежий. Курогане вдохнул полной грудью и сунул руки в карманы куртки. Повезло, что в их районе было слабое дорожное движение – никакого шума и меньше выхлопных газов.
Голова по-прежнему гудела, вдобавок он не мог избавиться от чувства досады, но оказаться снова под открытым небом было предпочтительней, чем высиживать дома. Так он мог спокойно подумать.
Прошло, наверное, минут десять, он забрел в глухой переулок, желая сократить дорогу, когда вдруг левую руку начало неприятно покалывать. Досадливо нахмурившись, Курогане с силой потер запястье, остановился и прислушался. Вокруг казалось идеально тихо и пусто, не выли собаки, не ходили люди – и причиной этому была не только плохая погода.
Обгрызенная луна щурилась в разрыв туч на почти черном небе.
Его с детства учили, что не стоит ходить по улицам города поздно вечером в одиночку.
Последний фонарь остался где-то далеко за спиной, но рассеянного света луны хватило, чтобы разглядеть у выхода из переулка большую неопрятную тень. Она была какой-то бесформенной и зыбкой, а еще поблизости определенно не наблюдалось никакого предмета, который мог бы ее отбрасывать.
Курогане насторожился и напряг плечи, не опуская пристального взгляда.
А в следующее мгновение в лицо со свистом ударил резкий порыв ветра, и с его шумом смешался протяжный полухрип-полустон.
Тень дернулась, оторвалась от асфальта и внезапно взмыла вверх, разрослась, разбухла черным конусом, похожим на дым, забурлила, вокруг нее словно заклубились мелкие насекомые. Тень шатнулась в попытках обрести равновесие – и вдруг в самом ее центре раскрылся огромный красно-фиолетовый глаз размером с голову человека.
Туча снова наползла на луну, и с хищным шипением тень бросилась на него, выпустив чернильные щупальца.
Курогане терпеливо ждал и только в последний момент выхватил меч, сделав всего один-единственный выпад.
Тень взвыла тонким истеричным голосом, развалилась пополам и стремительно истаяла клочьями тумана. В воздухе остался резкий запах озона.
Курогане громко фыркнул себе под нос, убрал меч и снова помассировал запястье.
Что ж, тренировка никогда не помешает.
*
Демоны были объективной реальностью их мира. Другое дело, что человеческий разум устроен таким образом, что очень многие люди в них верить не желали. Однако ночами все старались не ходить в одиночку и постоянно носили с собой талисманы-обереги. Просто на всякий случай.
До недавнего времени демоны показывались очень редко, настолько, что их действительно можно было принять за суеверия. Но в последние несколько лет ситуация резко изменилась.
Свою первую полноценную схватку с демонами Курогане помнил очень хорошо. Он тогда еще не успел снять траура, и строгий пиджак изрядно мешался в драке, сковывал движения.
Отец погиб, когда Курогане было шестнадцать – корабль потерпел крушение в шторм. Здоровье матери и до того было очень слабым, а после этой трагедии она окончательно слегла и медленно угасала, большую часть года проводя в больницах. Курогане давно смирился с тем, что однажды неизбежное произойдет, но в итоге ее смерть все равно оказалась для него сильным ударом – он только-только закончил университет и искал работу, надеялся накопить денег и переехать вместе с матерью на побережье, где климат был мягче...
Из памяти стерлось, почему именно он тогда оказался на незнакомой улице в столь поздний час. Кажется, уже просто не было больше сил сидеть в опустевшем доме или выносить назойливое сочувствие родственников... В любом случае, независимо от причин, сильно после полуночи он неожиданно для самого себя очутился перед молодежным клубом «Клевер». И заметил напротив него компанию парней довольно наглого вида, зажавших кого-то в угол и громко смеявшихся. Он честно собирался пройти мимо, потому что влезать в чужие разборки, тем более в разборки с мелюзгой, не было ни малейшего желания...
Но в следующее мгновение картина радикально изменилась. Потому что тени от фонарей разом вытянулись и взвились в воздух темными гориллоподобными фигурами в три раза больше человеческого роста, и по улице прокатился низкий, хоровой угрожающий рык, полностью перекрывший гул басов из клуба. Парни побледнели все, как один, и с паническими криками бросились прочь, а недавняя жертва осталась прижиматься спиной к стене под пронзающими взглядами демонов.
Вот тут Курогане со вздохом понял, что вмешаться все-таки придется. Демонов вблизи он увидел в первый раз, но никакого особого трепета не ощутил, скорее, только раздражение: они казались неповоротливыми и мерзко капали слюной – хотя как может капать слюной полуматериальный дух, оставалось загадкой.
Он вовсе не растерялся, нет, просто с непривычки чуть помедлил, впервые извлекая полученный от хозяина магазина меч, привыкая к его пульсации в ладони... и это промедление едва не стало фатальным: одна такая неуклюжая с виду тень вдруг проворно метнулась вперед, щелкнув черными челюстями. Курогане успел заметить только всполох света фонаря на светлых волосах – жертва ловко увернулась и отскочила на несколько метров, но потом неловко оступилась и снова привалилась к стене в поисках опоры...
Громко скрипнув зубами, Курогане рванул застегнутый до последней пуговицы ворот рубашки и бросился вперед.
Все произошло так быстро и просто, что он не поверил самому себе и даже заподозрил какой-то подвох. Меч, несмотря на немалый вес, летал в руках легко и уверенно, все выпады вышли четкими и попали в цель, а демоны неповоротливо толпились вокруг и мешали друг другу, вяло пытаясь зацепить его своими огромными когтями. Словно это все было привычной, много раз повторявшейся работой. Всего через пару минут тени рассеялись с надсадным воем, и он замер посреди мутного облака, напряженно дыша и ожидая повторного нападения, ловушки, грозного рыка за спиной...
Ничего не произошло.
А потом спасенная жертва выпрямилась, все еще опираясь плечом о стену, издала какой-то странный звук, отдаленно похожий на свист, и захлопала в ладоши.
И Курогане только сейчас понял, что это не девушка, как ему показалось вначале, а парень. Тощий, немного сутулый и очень бледный, с взъерошенными светлыми волосами, одетый в драные джинсы и тонкую белую футболку.
Просто прекрасно. Для полного счастья и душевного спокойствия ему сейчас не хватало только неадекватного гайдзина!
Потом Курогане часто думал, что, наверное, должен был ощутить в тот момент что-то особенное. Какой-то внутренний трепет, озарение... Но никаких предчувствий не было.
Словно произошло что-то совершенно обычное, что просто не могло не произойти.
Он раздраженно закатил глаза, убирая меч, и мрачно бросил:
- Где твой охранный амулет?
Только потом мелькнула мысль, что парень наверняка не знает языка и вопроса не поймет... однако тот вдруг широко улыбнулся, открыто и радостно, и без малейшего акцента весело ответил:
- Я забыл его дома! Мы с моим крестным поссорились, и я сбежал, не подумав... Я всегда был уверен, что в Японии до сих пор остались великие воины! – внезапно без перехода добавил он и снова хлопнул в ладоши. – Оказывается, это так здорово, когда тебя спасают! Меня, кстати, зовут Фай!
Курогане глухо заворчал, получив сразу столько беспорядочной информации, которой совсем не просил, однако все же представился в ответ. Фай с интересом склонил голову набок и, чуть надув губы, протянул:
- Такое длинное имя...
Курогане проигнорировал данную фразу, решив закончить разговор на этом и возвращаться домой, но заметил, что блондинистый идиот стоит, поджав левую ногу, как цапля. Проследив за его взглядом, Фай вздохнул и печально признался:
- Кажется, я ее вывихнул, когда отпрыгивал...
Стоило уйти. Просто развернуться и уйти, сейчас же, забыть вообще об этом инциденте, навсегда.
Однако... зачем было спасать, если теперь бросить?
И в итоге Курогане совсем не помнил, как получилось так, что он вскинул придурка себе на плечо – тот оказался невероятно легким, и сквозь одежду явственно прощупывались кости – и отправился по незнакомым улицам в чужой дом. И не то чтобы все воспринималось, как в тумане... Напротив, все мысли были необычайно четкими, он прекрасно понимал, что и зачем делает, и собственные действия казались ему совершенно естественными, логичными и единственно правильными.
Фай сначала удивился, но быстро освоился в своем новом положении и что-то беспечно щебетал всю дорогу, рассказывая об Италии, о каком-то фильме ужасов про оживавшие тени, о профессиональной фотографии и о своем крестном – Курогане долго пытался сообразить, что вообще значит это слово, прежде чем вспомнил о таком обычае у христиан.
Когда ему окончательно надоела бесконечная болтовня, он грубо поправил груз на плече, обрывая чужой восторженный монолог, и отрывисто бросил:
- Ты совсем не испугался демонов.
В отличие от галопом метнувшихся прочь неудачливых малолетних агрессоров.
Несколько шагов Фай молчал, потом неожиданно серьезно заявил:
- Они нестрашные. Опасные, но нестрашные.
В его голосе была такая спокойная, нерушимая уверенность, что Курогане не нашелся, что возразить.
Они шли в благостной тишине еще несколько минут, прежде чем Фай вдруг несильно хлопнул его ладонью по спине и воскликнул:
- Вот, это здесь!
Дом оказался небольшим и очень опрятным, со свежевыкрашенным крыльцом и маленьким палисадником. Курогане, внезапно ощутив себя неловко, ткнул пальцем в дверной звонок и поставил свою ношу на ступеньки – Фай покачнулся на одной ноге и вцепился в его плечо, чтобы удержать равновесие.
Дверь бесшумно распахнулась, и на пороге показался высокий человек в белом с длинными темными волосами и мягкой тихой улыбкой.
Курогане озадаченно моргнул и выдохнул:
- Ашура-сан?..
Меньше всего ожидал он столкнуться тут со старым коллегой матери!
- Курогане-кун, - спокойно кивнул тот в ответ, словно ни капли не удивился, улыбнулся чуть шире и перевел вопросительный взгляд на его спутника.
Фай душераздирающе вздохнул и опустил взгляд в явно притворном раскаянии.
- Прости, я, наверное, погорячился... Мне не стоило так говорить, ты всегда делал для меня так много... - пробормотал он, сильнее сжав тонкими пальцами плечо Курогане, потом вскинул голову и вдруг радостно сообщил. – Зато я познакомился с самым великим ниндзя Японии, отважным и бесстрашным Куро-рином!
Курогане едва не поперхнулся от возмущения и неожиданности и недоверчиво рявкнул, пронзив его яростным взглядом:
- Как ты меня назвал?!
Кажется, именно тогда он впервые услышал смех этого идиота.
*
Первую встречу с Юи Курогане тоже запомнил вполне отчетливо. Несколько месяцев спустя после инцидента у «Клевера» он с неохотой зашел проведать Фая, сам не уверенный, зачем. До этого инициатором их периодически происходивших встреч всегда выступал Фай, который то нагло напрашивался в гости, то заглядывал к нему на работу.
На сей раз довольно долго пришлось ждать под закрытой дверью, и, когда на пороге наконец появился знакомый силуэт, Курогане раскрыл было рот, чтобы выругаться... но тут же почувствовал, что что-то не так.
Аккуратно расчесанные непокорные волосы, тщательно выглаженная рубашка. Вопросительный и неузнающий взгляд.
Близнецы?..
Курогане раздраженно нахмурился и, чтобы скрыть смущение, резко бросил:
- Где этот идиот?
Блондин удивленно моргнул, потом в его светлых глазах промелькнуло понимание.
- Вы, должно быть, Курогане-сан? Извините, Фая сейчас нет и не будет несколько дней, - голос у него оказался мягкий и вежливый; помедлив, он неуверенно предложил. – Зайдете выпить чаю?..
Однако Курогане отрицательно мотнул головой и, сунув руки в карманы, двинулся прочь, раздосадованный, что чертов придурок не удосужился предупредить его о своем отъезде.
*
Ужин, несмотря на довольно скромное меню, получился выше всяких похвал. Впрочем, иного и не следовало ожидать, когда готовил Юи.
Видимо, недаром все-таки Фума однажды в шутку назвал его «идеальной японской женой». Хорошо хоть, сам Юи этого высказывания не слышал – предсказать его возможную реакцию было сложно: несмотря на обычную уравновешенность и внешнее спокойствие, порой он срывался и мог повести себя довольно неожиданно, в отличие от Фая, который всегда открыто проявлял и демонстрировал свои эмоции, не пытаясь держать их в себе.
За окном вновь шумел дождь – Курогане едва успел вернуться до того, как с неба опять хлынуло сплошной стеной. На маленькой кухне было тихо и спокойно, уютно горела рыжим светом настольная лампа, над темно-зелеными чашками с горячим чаем курился легкий дымок.
Юи, сидевший за столом напротив, обхватил свою чашку ладонями и, в задумчивости глядя за окно, отстраненно заметил:
- Какая-то особенно дождливая в этом году весна...
Курогане безразлично пожал плечами и отложил палочки, не забыв поблагодарить за еду.
Он уже успел отвыкнуть от таких тихих «семейных» вечеров. Обычно спокойствия в этом доме явно не хватало, особенно когда в гости заглядывали надоедливые дети...
Юи чуть сгорбился и со вздохом устало опустил голову, Курогане безотчетно потянулся убрать с его щеки выбившуюся из хвоста прядь... и только в последний момент остановил себя, опомнившись.
А в следующее мгновение от домашнего уюта не осталось и следа, потому что Юи поднял голову и вдруг без предупреждения глухо спросил:
- Фай ведь до сих пор не знает о смерти Ашуры?
Курогане резко поднялся, с грохотом отодвинув стул, сгрузил в мойку грязную посуду и бескомпромиссно бросил, прежде чем выйти из кухни:
- Достаточно того, что на похоронах был ты.
На душе вдруг стало пакостно и мутно.
*
В комнате оказалось довольно прохладно – кажется, он перестарался с проветриванием. Захлопнув мокрые ставни, Курогане поспешно разделся и нырнул под одеяло, невольно поежившись от холодного прикосновения простыни к коже.
Из соседней спальни сквозь тонкую стену доносились негромкий шорох и перестук клавиш ноутбука – похоже, Юи опять не собирался ложиться раньше рассвета. Он вообще обычно спал очень мало и постоянно усердно занимался по ночам, писал контрольные работы – второй год заочно учился на дизайнера – делал что-то другое или просто читал... словно вечно торопился и боялся чего-то не успеть.
Курогане бездумно провел ладонью по постели справа от себя, неотрывно глядя в потолок, потом невесело усмехнулся и прикрыл глаза.
Кто мог предугадать, что однажды его жизнь придет к такому...
Фай болтлив и непосредственен, в нем очень много детского, он общителен, открыт и в чем-то даже наивен. Он беспечен и живет сегодняшним днем, не может обойтись без шуток и всевозможных глупых розыгрышей, очень любит фильмы, особенно остросюжетные боевики, ненавидит суши, но зато обожает шоколад и вообще все сладкое, а еще питает особую слабость к гоночным машинам и скорости. Постоянно куда-то спешит, не в силах и минуты усидеть на месте, терпеть не может наводить порядок в доме и заниматься другими «скучными вещами». Хорошо плавает, в детстве даже участвовал в каких-то юношеских соревнованиях.
Юи молчалив, замкнут, почти всегда серьезен и погружен в себя, очень вежлив и со всеми держит дистанцию. Предпочитает наблюдать со стороны, не принимая участия. Аккуратен, не выносит беспорядка, пунктуален и все планирует заранее, любит читать и много времени посвящает учебе, знает очень многое, но постоянно стремится узнать еще больше. Хорошо готовит, причем блюда самых разных кухонь мира, но при этом у него самого в еде нет никаких особых предпочтений. Умеет играть на пианино и на флейте, часто выступает с различными андерграундными группами и иногда дает частные уроки.
Курогане часто играл сам с собой в своеобразную игру, пытаясь найти между ними хоть что-то общее.
Оба плохо переносят жару, но боятся холода.
Оба любят проводить время с детьми и искренне заботятся о них.
Оба на самом деле отличаются такой добротой и настолько неэгоистичны, что от этого одни только проблемы.
Оба время от времени невероятно раздражают его, хотя и по-разному.
У обоих серые глаза.
*
В ту ночь ему снова приснился невероятно яркий и реалистичный сон, на сей раз сон-воспоминание.
Стояла осень, порыжелые листья с медлительной печалью падали вниз и шуршащей грудой устилали тротуары. Они с Фаем возвращались домой из магазина, Курогане тащил тяжелые пакеты, а этот придурок легко и беспечно вышагивал по бордюру, заложив руки за спину. Потом в какой-то момент развернулся и пошел задом наперед, и прежде, чем Курогане успел ворчливо приказать ему быть осторожней и смотреть под ноги, он экспрессивно взмахнул руками и вдруг спросил:
- Куро-пон, почему ты никогда не зовешь по имени ни меня, ни Юи?
От неожиданности Курогане сам едва не споткнулся.
- Почему ты до сих пор не можешь выучить мое имя? – сухо рявкнул он в ответ, парируя.
Фай довольно захихикал и, кажется, забыл о своем вопросе, потому что легко переключился на другую тему:
- Куро-мю, а давай на Рождество пойдем в театр бунраку?! Я столько лет уже живу в Японии, но ни разу там не был!
Курогане закатил глаза и громко фыркнул:
- До Рождества еще куча времени! Не говоря уж о том, что ты раз двадцать успеешь поменять планы!
Фай широко улыбнулся в ответ, крутанулся на месте, едва не свалившись с бордюра... и вдруг посерьезнел. Внимательно посмотрел на Курогане и спокойно произнес:
- Знаешь, иногда мне кажется, что этот мир неправильный.
Его серые глаза в ярком солнечном свете словно отражали небо и на мгновение показались голубыми. Курогане, как завороженный, медленно потянулся рукой к его лицу – но в следующее мгновение мимо них пролетела крупная красно-багровая бабочка, и Фай со смехом сорвался с места в погоне за ней.
Откуда взяться бабочке осенью?
______________________
* высказывание Парацельса о близнецах, цитируется по книге Мишеля Фуко «Слова и вещи»
** гунъань из «Собрания чаньских изречений»