Автор: medb
Пейринг/Персонажи: Курогане/Фай и другие
Жанр: drama
Рейтинг: PG-13
Саммари: История о выборе и его последствиях.
Предупреждение: AU – ближе к Хорицубе, чем к Тсубасе.
Дисклэймер: Персонажи принадлежат не мне.
От автора: На самом деле я искренне удивлена, что до меня подобная идея не приходила никому в голову... Ну или, если и приходила, то воплощений ее я не встречала – не только у нас, но и в англофэндоме, а его я прошерстила основательно. На всякий случай: я предварительно просмотрела околомедицинскую литературу на тему, но все же считаю нужным оговорить, что нижеследующий результат представляет собой сугубо художественный вымысел.
Количество слов в части: 9 983
Часть первая
Часть вторая
II. Антитезис
Что наша жизнь? Одно безумье!
Одна иллюзия она,
Она лишь тень мечты, мечты созданье,
И в ней великое ничтожно.
Вся наша жизнь лишь сновиденье,
И сновиденье также сон.
Кальдерон
Одна иллюзия она,
Она лишь тень мечты, мечты созданье,
И в ней великое ничтожно.
Вся наша жизнь лишь сновиденье,
И сновиденье также сон.
Кальдерон
Конец марта – обманчивое время. Яркое, ясное солнце чередуется с промозглыми дождями, и тогда черная земля, еще не везде покрывшаяся травой, превращается в сырую липкую грязь. Даже во дворе додзе становится грязно, и ученики, которые часто поскальзываются и падают, делаются похожими на диких зверенышей.
Сегодня с утра было пасмурно, но как раз к концу тренировки небо прояснилось, словно кто-то порывисто распахнул в тучах окно. Мальчишки столпились у водонапорной колонки и с фырканьем пытались отмыться, одновременно возбужденно о чем-то споря. Время от времени раздавались всплески задиристого смеха, но они быстро утихали, стоило ученикам вспомнить о присутствии своего учителя.
Курогане привычно сидел на веранде, скрестив руки на груди, и сосредоточенно рассматривал забор. Настороженные косые взгляды детей откровенно раздражали, хотя он готов был признать, что отчасти виноват сам: слишком жестко проявил себя сегодня во время тренировки. А все потому, что на мгновение позволил прорваться в работу собственным эмоциям...
Совершенно недопустимо.
К веранде подошел уже успевший переодеться Шидзука, сел рядом, чтобы завязать шнурки на кроссовках – как всегда, невозмутимый и спокойный. Он, пожалуй, был единственным из учеников, кто не боялся заводить прямой разговор с учителем и приближаться к нему вне занятий. Курогане мысленно хмыкнул, но ничего не сказал.
Шидзука был способным парнем. И у него всегда был взгляд человека, который давно решил, что ему делать в этой жизни. Пожалуй, несмотря на всю свою нелюбовь к детям, Курогане не стал бы отрицать, что Шидзука вызывает у него определенную симпатию. Он хотя бы не раздражал и по большей части сохранял молчание.
Ветки деревьев все еще были черными и голыми, но старая узловатая сакура, молчаливым стражем свесившая свою крону во двор, уже покрылась разбухшими белесыми почками. А под сакурой на низенькой деревянной скамейке, которую Курогане сколотил по просьбе Фая прошлой весной, сидели Сакура и Химавари и кормили хлебными крошками каких-то мелких птиц, кажется, воробьев. Рядом с ними стоял второй наиболее способный ученик додзе, Шаоран, вдумчиво краснел и явно от смущения толком не знал, куда себя деть. Девочки дружно смеялись и о чем-то весело щебетали, сами неуловимо похожие на птиц.
Курогане негромко вздохнул и устало помассировал шею. Думать ни о чем не хотелось. Просто – сидеть вот так, в обманчивой иллюзии обыденности и спокойствия...
Шидзука закончил с шнурками, закинул за спину боккен в плотном чехле, но вставать не спешил. Взгляд его тоже был устремлен на девочек, но в нем не было той смущенной задиристости, с которой посматривали на них другие мальчишки, столпившиеся у колонки. Его глаза казались спокойными и непроницаемыми, и Курогане иногда ловил себя на мысли, что четырнадцатилетний пацан не должен смотреть так.
- Сенсей, - вдруг негромко начал Шидзука, не поворачивая головы, - у Вас никогда не было такого чувства, словно чего-то... не хватает?
Курогане вздрогнул от неожиданности, скосил на него полный подозрения взгляд, но ничего не ответил. Потому что этот вопрос на самом деле и не подразумевал ответа.
Химавари протянула руку, и к ней на палец вспорхнул один воробей. Настороженный, но любопытный, он с интересом склонил голову набок, разглядывая девочку, и та тоже наклонила голову зеркальным движением, явно затаив дыхание, но на лице ее расцвела счастливая улыбка. Сидевшая рядом Сакура с трудом удержалась от того, чтобы не захлопать в ладоши от восторга. Шаоран только озадаченно скреб в затылке, по-прежнему не зная, куда деть руки, и, судя по полупаническим взглядам в сторону Шидзуки, откровенно взывал о помощи.
Курогане чуть нахмурился, пристально глядя на Химавари. На самом деле, до нее самой по себе ему не было никакого дела... но что-то с этой девицей определенно было не так, он подсознательно ощущал это. Словно нечто темное всегда таилось за ее плечом, и это Курогане определенно не нравилось.
Заметив, что Шидзука теперь тоже пристально смотрит на нее, он прищурился и отрывисто спросил:
- Вы дружны с ней?
Не то чтобы это имело для него какое-то принципиальное значение... Просто Химавари часто навещала Шидзуку, приносила ему какую-нибудь еду, купленную в магазине, но при этом они ничуть не походили на юную влюбленную парочку, как, например, те же Шаоран и Сакура. Скорее, они вели себя, как брат и сестра, хотя родственниками совершенно точно не были.
Воробей внезапно резко сорвался с пальца Химавари и рванул в небо, быстро взбивая воздух крыльями. Девочки хором издали разочарованный возглас, потом переглянулись и рассмеялись.
Курогане с трудом подавил желание досадливо скривиться.
Шидзука не удивился внезапному вопросу – он вообще очень редко удивлялся – и, по-прежнему не поворачивая головы, ровным голосом произнес:
- Мы дружны с младшей школы. Я один из немногих, на кого, похоже, не действует ее темная аура.
В первое мгновение Курогане изумился формулировке, потом нахмурился и кивнул.
Он порой забывал, что Шидзука был внуком священника и воспитывался в храме. А значит, просто не мог не чувствовать подобных вещей.
Солнце было каким-то слишком ярким и едким. Особенно при учете того, что накануне вечером неожиданно пошел снег, к восторгу детей и полному ужасу метеорологических служб. Он, конечно, растаял, не успев толком долететь до земли, но все равно оставил после себя странное ощущение, будто что-то не так в мире вокруг.
Глобальное потепление, ха.
Подвешенные к краю крыши колокольчики зазвенели под порывом ветра, но звук этот вышел каким-то глухим и тяжелым.
*
Скромным мечтам о вечернем отдыхе сбыться было не суждено: внезапно, как тот самый снег на голову, нагрянули гости. Сначала завалился Фума, как всегда неприлично радостный, размахивая бутылкой какого-то дорогого сицилийского вина, которое он притащил из своих блужданий по Европе. Буквально десять минут спустя после этого на пороге появилась Сома, настороженная, раздраженная от собственного смущения, но очень решительная. Курогане хотел бы сказать (хотя бы самому себе), что успел благополучно забыть о ее обещании заглянуть в гости, но – к сожалению, это было бы неправдой. Он только не ждал, что она придет так скоро.
К счастью, дома Курогане был один. Юи ушел в «Клевер», аккомпанировать на рояле Орухе, у которой как раз недавно вышел первый сингл на радио, и теперь она вовсю закрепляла успех интенсивными живыми выступлениями. Курогане по настойчивой просьбе даже посетил одно из них, но особо не впечатлился. Хотя выпивка в «Клевере» была вполне неплохой, это правда.
Почти минуту они с Сомой молча смотрели друг на друга, разделенные порогом, потом Курогане отрывисто кивнул и сделал шаг в сторону. Он не произнес традиционного: «Добро пожаловать», - но если б не подразумевал его, просто не стал бы открывать двери.
Стоило им пройти в гостиную, как Фума, уже успевший вольготно расположиться на диване, мгновенно вскочил на ноги и тут же оказался рядом с Сомой, с непринужденной легкостью подхватил ее ладонь и поднес к своим губам, склонившись в шутовском поклоне.
- Прекрасная госпожа, как давно была последняя наша встреча! – воскликнул он и тут же добавил. – Впрочем, Вы ни капли не изменились с того дня.
Очков он не стал снимать даже в помещении, но его глаза за оранжевыми стеклами были веселыми и ехидными, как обычно.
Сома недовольно поджала губы и чуть прищурилась, протянув:
- Если ты думаешь, что подобными шаблонными комплиментами в наши дни можно чего-то достичь...
- Дорогая, ты же знаешь, что я далек от галантности! – поспешил перебить он и с фирменным нахальством заявил. – Так что это был не комплимент, я просто скромно озвучил свои истинные мысли.
Слово «дорогая» Соме явно не понравилось, однако она смолчала, только выразительно выгнула бровь. Фуме и вообще еще в студенческие годы сходило с рук очень многое – похоже, исключительно благодаря харизме.
Великий воин и император? Или что там наплела ему гадалка? Курогане мысленно хмыкнул при невольном воспоминании и покачал головой.
Сома наконец отобрала свою руку – удивительно, что не сделала этого раньше, обычно она не терпела чужих прикосновений, тем более мужских – и направилась к дивану.
Поначалу разговор не клеился. Потом Фума ностальгически вспомнил об их студенческих попойках – Сома училась в совсем другом университете, но часто присоединялась к ним, их дружеские отношения с Курогане тогда еще не дали трещину – и о том, как однажды им едва не пришлось провести ночь в полицейском участке. Сома мгновенно возмутилась при упоминании, потому что из-за этого дурацкого случая она едва не лишилась диплома и карьеры адвоката, Фума в ответ только засмеялся и картинно посетовал, что люди в настоящее время слишком ограничены всевозможными формальностями и правилами. Курогане молча наблюдал за их оживленным спором, успевшим каким-то образом быстро перейти к проблемам мировой медицины, и думал о том, насколько чужими кажутся ему теперь его лучшие друзья. Чтоб стряхнуть с себя это неприятное ощущение, он дождался паузы в диалоге и негромко спросил:
- Как твое дело? – и в ответ на недоумевающий взгляд пояснил, коротко пожав плечами. – То, которое про уличного панка и певичку?
- Он не панк! – тут же недовольно возразила Сома, потом поправила идеально выглаженный воротничок блузки и спокойно, уверенно произнесла. – Я выиграла.
Несмотря на напускную скромность, ее глаза сияли гордостью и торжеством, подтверждая, что означенное дело оказалось далеко не таким уж простым.
- О-о-о, это обязательно стоит отпраздновать! – радостно воскликнул Фума и подхватил со стола принесенную бутылку, чтобы торжественно взмахнуть ей. – Хозяин, неси штопор и бокалы, я недаром тащил это вино аж из Палермо! И я жажду знать все подробности дела!
Курогане выразительно закатил глаза, проворчал что-то себе под нос, однако все же поднялся из кресла и двинулся на кухню. Гости за его спиной снова погрузились в оживленный диалог, бодро сыпля юридическими терминами.
Бокалами давно не пользовались, они долго пылились в шкафу, так что Курогане на всякий случай решил их сполоснуть.
Свет на кухне чуть мигал – видимо, опять проблемы с проводкой, нужно будет проверить. За окном улицу снова вовсю полоскал ливень. Глухой шум воды прорывался сквозь окна, неприятно шелестел на грани осознания. Курогане досадливо поморщился и, чтобы не слышать этого звука, включил радио на случайной волне. Сначала прозвучал короткий выпуск новостей, сообщивший, что в мире, как всегда, творится полная фигня и криминала в обычной жизни куда больше, чем в детективах, потом унылый простуженный диктор огласил прогноз погоды – лживый процентов на семьдесят – и наконец зазвучала музыка, нейтральная и довольно приятная, какая-то современная обработка классики. Подумав, Курогане прибавил громкость, чтобы было слышно в гостиной (но не настолько, чтобы радио могло помешать разговору), подхватил вымытые бокалы со штопором и двинулся в гостиную.
Возможно, именно из-за музыки гости не услышали его шагов. Но он сам их слова расслышал прекрасно.
- Все ведь по-прежнему без изменений? – негромко спросила Сома, явно продолжая начатый разговор, и опустила голову, словно пряча выражение лица от собеседника.
И Курогане, сам не зная почему, остановился на пороге. Он не хотел признаваться самому себе – но подсознательно мгновенно понял, о чем она.
Фума вздохнул и ненадолго приподнял очки, чтобы устало потереть переносицу:
- Насколько я в курсе, да... Но ты же понимаешь, на самом деле я знаю не больше тебя.
Сома тоже вздохнула, мимолетно дотронулась до сережки в форме клыка, давнего подарка Кендаппы – она всегда так делала, когда нервничала – и, словно решившись наконец нырнуть с головой, произнесла:
- Кто бы мог подумать, что Курогане окажется способен быть таким заботливым и терпеливым по отношению к больному человеку...
«Больной». С некоторых пор это слово – вывернутое, насквозь неправильное – стало для него чем-то вроде табу.
Курогане в последний момент заметил, что слишком сильно стиснул пальцы, и хрупкие бокалы так легко могут треснуть. Усилием воли заставил себя ослабить хватку и решительно шагнул в комнату, низко, отрывисто бросив:
- Когда соберетесь в следующий раз обсуждать меня за глаза, потрудитесь хотя бы делать это там, где я не услышу.
Он сам не был уверен, от чего ему было более тошно – от самих слов или же оттого, что он случайно подслушал чужой разговор, остановился на пороге, как соглядатай, не вмешался сразу.
Сома испуганно вздрогнула, вскидывая взгляд, и у нее хватило совести смутиться. Фума же только ухмыльнулся, широко и самодовольно.
Курогане со стуком поставил бокалы на стол и тяжело опустился в кресло. Из-за инцидента в воздухе повисла явная напряженность, однако Фума, как ни в чем не бывало, притянул к себе бутылку и вооружился штопором:
- Между прочим, это вино уникально, потому что владелец сицилийских виноградников, благодаря которым эта марка производилась, был в прошлом месяце застрелен собственным сыном! – сообщил он с неуместной жизнерадостностью. – Причем виновата, разумеется, оказалась прекрасная дама! Там такая голливудская история... А виноградники перешли по наследству к старшему сыну бывшего хозяина, брату убийцы, и этот новый хозяин радикально ударился в религию, постригся в монахи и приказал все виноградники выкорчевать, так как вино – «дьявольское зелье»!
История была совершенно дурацкой и к делу никакого отношения не имела, но Сома заинтересовалась – возможно, даже с чрезмерным энтузиазмом, причиной чему было ее явное желание поскорее перевести разговор на другие темы. Впрочем, Курогане было без разницы.
В глаза от усталости словно песка насыпало, и больше всего хотелось лечь и заснуть. В тишине. Он уже жалел, что включил радио – теперь там транслировали какую-то современную драму.
Расхваленное вино оказалось, в общем-то, неплохим, но на вкус Курогане слишком кислым. К тому же, он все-таки предпочитал более высокий градус...
Возможно, не в последнюю очередь благодаря выпивке, но в итоге напряжение рассеялось вместе с неловкостью, они заговорили свободней, все трое, о какой-то незначительной ерунде, почти как в беззаботные студенческие годы. И, разумеется, именно этот момент Юи выбрал для своего возвращения.
Курогане расслышал его еще в прихожей, несмотря на оживленный разговор и приглушенное бормотание радио – щелчок входной двери, шелест одежды, перезвон мелких монет в карманах пальто.
В гостиную он шагнул с ожидаемой вежливой улыбкой, явно ничуть не удивившись внезапным гостям, и негромко поздоровался:
- Сома-сан, Фума-сан, приятно снова вас увидеть.
По крайней мере, в отличие от Фая, Юи обычно не забывал захватить с собой зонт: его волосы были абсолютно сухие, хотя штанины промокли почти до колен – видимо, ливень не собирался заканчиваться до утра, а значит, на улицах опять сплошные лужи...
Сома снова занервничала, но почти ничем этого не выдала, с открытой улыбкой признавшись в ответ:
- Я давно собиралась заглянуть, но все время что-то мешало, - при этих словах она бросила короткий многозначительный взгляд на Курогане.
- А я просто удачно пробегал мимо! – бодро заявил Фума и схватился за бутылку, в которой уже почти ничего не осталось. – Эй, нам нужен еще один бокал...
Но Юи помотал головой, проходя мимо них к лестнице на второй этаж, и уверенно отказался:
- Спасибо, я успел немного выпить в клубе и, пожалуй, с меня на сегодня хватит.
Фума явно собирался возбужденно возразить, однако мягкая извиняющаяся улыбка Юи заставила его театрально вздохнуть, признавая поражение, и отставить бутылку в сторону.
Курогане нахмурился и, поднявшись, отошел к мини-бару возле лестницы. Какое-то неприятное предчувствие подсказывало, что очень скоро ему не помешает пойти на повышение градуса.
И чего стоило гостям уйти пораньше? Или Юи вернуться немного позже?..
На душе было тошно, и привычная усталость, которая на самом деле никуда и не уходила, вдруг навалилась на плечи с удвоенной силой.
- Прошу меня извинить, я пойду переоденусь, - со все той же приторно-вежливой улыбкой сообщил Юи, но замер на первых ступенях лестницы, перевел вопросительный взгляд на Курогане. – Полагаю, мне имеет смысл приготовить ужин на четверых... Якинасу и тондзиру? Кажется, у нас в морозилке еще оставался хороший кусок свинины.
Курогане отрывисто кивнул, соглашаясь, и плеснул себе в стакан немного коньяка.
Сома и Фума внимательно наблюдали за их диалогом, но молчали.
И именно в этот момент оно произошло. Чертово дурное предчувствие не обмануло... будь оно все проклято!
Радио-драма наконец закончилась, и вместо нее зазвучали начальные аккорды какой-то смутно знакомой мелодии. Музыка была медленная, протяжная и тоскливая, особенно партия скрипки...
Юи замер на середине шага, не опустив ногу на следующую ступеньку, и медленно повернул голову к распахнутой двери, откуда доносился звук.
Голос у певицы оказался низкий, чуть хриплый и задумчивый:
Я желаю счастья,
Быть причиной твоего счастья,
Быть твоим счастьем –
Так что забери меня
Куда-нибудь далеко-далеко...
Быть причиной твоего счастья,
Быть твоим счастьем –
Так что забери меня
Куда-нибудь далеко-далеко...
Курогане слышал эту песню всего один раз, но мгновенно узнал – тот самый дебютный сингл Орухи...
Почему, почему именно сейчас? Почему это всегда происходит в самый неподходящий момент?!
Курогане судорожно сжал в руке стакан, так, что стеклянные грани больно впились в ладонь, и крепко стиснул зубы, глядя прямо перед собой.
Чертов придурок моргнул, словно очнувшись, потер висок, бездумно стянул с волос резинку, стягивавшую их в хвост, и удивленно посмотрел на свои мокрые штанины. Потом перевел взгляд на Курогане и озадаченно спросил:
- Я куда-то выходил?
Тот скрипнул зубами, прерывисто выдохнул, лаконично бросил:
- Да, - и одним глотком опустошил стакан, не почувствовав вкуса, только жжение в горле.
Ко всем прочим приятным ощущениям вечера добавилась головная боль. Протяжная, тяжелая, отупляющая.
Идиот кивнул, полностью удовлетворившись ответом, и, кажется, только сейчас заметил посторонних.
- О, Сома, Фума, привет! – радостно воскликнул он, замахав рукой и широко улыбнувшись. – Давненько вы к нам не заглядывали!
Сома тихо, потрясенно ахнула и, не в силах справиться с собой, вскинула руку ко рту, безмолвно глядя на него широко распахнутыми глазами. Фума оказался более стойким – его улыбка почти не дрогнула, когда он весело помахал в ответ:
- Привет, Фай, рад видеть тебя в добром здравии!
Тот коротко рассмеялся и гибко перегнулся через перила, отчего его лицо оказалось почти на одном уровне с лицом Курогане:
- Эй, эй, Куро-пон, а что у нас будет на ужин?!
Что он совершил, чтобы заслужить в итоге это? Чем так запятнал в прошлом свою карму?
Резко отставив в сторону пустой стакан, Курогане усилием воли заставил себя успокоиться и отрывисто сообщил:
- Я промою рис. И всегда есть удон.
Фай тут же недовольно надул губы и протянул:
- Нуууу, это так скучно!
Впрочем, ответ на эти кривляния всегда был предельно прост:
- Не нравится – готовь сам.
Придурок тут же отстранился, выпрямляясь, и трагически вздохнул, обвинительно ткнув в него пальцем:
- Так нечестно, ты же знаешь, что я не умею!
Каждый раз – одно и то же. Привычная рутина. Психованная, перекрученная обыденность.
Курогане устало потер лоб и негромко велел, меняя тему:
- Иди переоденься.
Фай обиженно показал ему язык и с топотом взбежал по лестнице, специально посильнее хлопнув дверью на втором этаже.
Сома все так же сидела, вскинув руку ко рту, и потрясенно смотрела ему вслед. Курогане снова устало рухнул в кресло, и только тогда она совсем тихо произнесла, наконец опустив взгляд:
- Я не думала, что это происходит... так.
Фума плеснул ей в бокал еще вина и ободряюще похлопал ее по спине.
Курогане криво усмехнулся, хотя ему было совсем не весело, и повел затекшим плечом:
- Он... переключается, когда что-то цепляет его изначальную память. Звук, фраза, изображение, - он скосил взгляд на стену, за которой находился невидимый радио-приемник, оттуда теперь доносился какой-то бодрый американский рэп, - песня.
Усмешка сама собой сползла с лица, и он раздраженно нахмурился.
Правда, чем могла зацепить дремлющие воспоминания песня, написанная совсем недавно... Возможно, случайное совпадение с другой мелодией? Какая-то нота-триггер?
Сома сделала судорожный глоток, едва не закашлялась и неуверенно переспросила:
- Изначальную память?.. Имеешь ввиду, его детские воспоминания? До... до того, как произошло это?.. – неуклюже завершила она, опять опуская взгляд.
Курогане пристально посмотрел на нее, потом резко выдохнул и отрывисто произнес:
- Можно сказать и так.
Фума наконец снял свои неизменные очки и теперь задумчиво вертел их в руках. Потом откинулся на спинку дивана, запрокинул голову к потолку и непривычно серьезным голосом признался:
- Брат всегда говорил мне, что раздвоение личности – во многом уникальный феномен. И что каждый конкретный случай тоже по-своему уникален.
Курогане внезапно захотелось рассмеяться. А еще лучше – что-нибудь сломать, голыми руками.
Уникален. Разумеется.
Сома, явно заметив его предельное нервное напряжение, поспешила сменить тему, но, так как сама тоже явно нервничала, предмет разговора выбрала столь же неудачный:
- Ужасно, что такое произошло с Ашурой... Ведь именно ему, кажется, удавалось лучше всех ладить с обеими личностями, причем одинаково, ему равно доверяли и Юи, и Фай...
Курогане почувствовал, что его губы снова кривит невеселая усмешка.
Когда крестнику Ашуры не исполнилось еще и четырех лет, родителей мальчика жестоко убили прямо у него на глазах, сам он спасся только чудом. Преступление это полиции тогда так и не удалось раскрыть. Ребенок, пережив такую чудовищную травму, совершенно замкнулся в себе и после этого долгое время не мог говорить, его даже сочли немым. Так как других достаточно близких родственников не было, Ашура сумел лично оформить опеку над своим крестником. И именно он первым заметил, что постоянные резкие перепады настроения ребенка, перемены в его поведении – не просто результат нервного расстройства.
Психологическая травма оказалась куда серьезней и привела в итоге к раздвоению личности.
Ашура по возможности скрывал это от всех, стараясь уберечь своего крестника. Они очень часто переезжали, из города в город, из страны в страну, ребенок не ходил в школу – обучался на дому. А для общения с другими детьми и временными соседями была придумана легенда «близнецов».
Вот только – Ашура умер почти три месяца назад, как раз перед Новым Годом: попал в автомобильную аварию, когда ехал на свою выставку – последние несколько лет он серьезно увлекся профессиональной фотографией, ездил в туры по Азии и Европе.
А Курогане – будь оно все проклято, и плевать, что он повторяется! – никак не мог нащупать то самое необходимое равновесие в общении с обеими личностями. Он всегда – изначально – ладил именно с Фаем, а Юи ускользал, закрывался, прятался за вежливой отчужденной улыбкой...
Не дождавшись ответа, Сома сникла и принялась бездумно водить пальцем по краю своего бокала.
О да, ей будет, о чем насплетничать Кендаппе.
- Насколько я помню, раньше такого не было. Ну, чтоб он... переключался, - Фума тоже едва заметно запнулся на этом слове, - прямо так, посреди разговора.
Курогане с силой помассировал задеревеневшие плечи и поморщился, подтвердив:
- Раньше это обычно случалось во сне. Но теперь смены происходят гораздо чаще, а не пару раз в месяц, как прежде, и иногда совершенно внезапно... Я не знаю, почему, - решительно закончил он, тоном показывая, что не желает больше развивать эту тему.
Впрочем, даже если б его собеседники не поняли намека, продолжаться дальше разговору было все равно не суждено: по лестнице вприпрыжку спустился Фай, успевший переодеться в джинсы и выцветшую черную футболку с символикой какой-то рок-группы, радостно плюхнулся на подлокотник кресла Курогане, походя облокотившись на его плечо, и весело воскликнул:
- О, у вас еще осталось вино?!
Интересно, когда же наконец прекратится чертов дождь?
*
Закатное солнце было ярко-оранжевым, что явно предвещало ветреный день. Многочисленные лужи на улицах горели огнем, отчего казалось, будто кто-то щедро разлил повсюду бензин и радостно его поджег. На севере уже снова клубились тучи, обещая в самом скором времени очередной ливень.
Курогане закончил подметать двор додзе, переоделся и на мгновение остановился на веранде, задумчиво разглядывая блики солнца в окнах многоэтажных домов вокруг. Дети уже давно ушли, изредка по улице проезжали машины, но в остальном было тихо и почти спокойно. Домой возвращаться не хотелось...
Однако Курогане никогда и ни от чего не бежал, посему решительно запер двери додзе и направился к ограде.
И, разумеется, именно в этот момент к калитке с другой стороны подошел Фай – в растянутом синем свитере и пальто нараспашку, взъерошенный, словно за день ни разу не причесывался. Но на лице его тут же расцвела обычная счастливая улыбка, и с громким воплем:
- Куро-тааан!!! – он вихрем подлетел к Курогане и повис у него на шее.
Конечно же, он каким-то образом умудрился задеть свисавшую над ними ветку сакуры, и их обоих окатило градом крупных холодных капель, что, понятное дело, было далеко не самым приятным ощущением. Хотя, бесспорно, освежало.
Чертов идиот только довольно захихикал, на мгновение отстранившись и весело блестя глазами.
- Я так соскучился! – бескомпромиссно заявил он. – Поэтому решил поймать тебя по дороге и пойти домой вместе! А то мы давно уже никуда не ходили, ты вечно чем-то занят или пропадаешь на работе... А пойдем в кино?!
Курогане медленно выдохнул, пытаясь успокоиться, и, нахмурившись, раздраженно бросил:
- Никакого кино. Я слишком устал.
Фай тут же обиженно насупился и отпустил его, отступив на пару шагов. Он явно собирался выдать экспрессивную обвинительную тираду, но тут что-то привлекло его внимание.
Под сакурой возле скамейки, на которой вчера девчонки кормили птиц, кверху лапками лежал воробей, больше похожий на сырой комочек земли. Тонкие перья слиплись от дождя и напоминали паклю.
Курогане потянулся схватить Фая за руку, но не успел: тот присел на корточки возле скамейки и негромко позвал:
- Эй, Куро-зануда… подожди меня немного, ладно? Его нельзя так оставлять.
Светлые волосы полностью занавешивали его лицо, и он не обернулся.
Курогане закатил глаза и скрестил руки на груди, но промолчал.
Фай отыскал где-то палку и выкопал между корней сакуры небольшую ямку, куда бережно положил трупик птицы и аккуратно присыпал сверху землей. Дождавшись, пока идиот покончит со всеми церемониями, Курогане крепко ухватил его за предплечье и потащил к водонапорной колонке, мыть руки.
По дороге домой Фай был непривычно молчалив. Он буквально повис на своем спутнике, вцепившись ему в локоть, и зрелище они из себя явно представляли весьма странное, но Курогане не стал особенно возражать: все равно прохожих почти не было. В какой-то момент он почти сдался и пробурчал:
- Если хочешь, можем зайти в прокат фильмов, взять посмотреть какой-нибудь диск.
Фай вскинул на него удивленный взгляд, но в следующее мгновение радостно улыбнулся и почти пропел:
- Я всегда говорил, что Куро-рин – лучше всех!
Курогане в ответ только громко фыркнул.
Они проходили мимо небольшого парка, когда вдруг послышались приглушенные судорожные всхлипы. На мокрой скамейке сидела тоненькая девочка в светло-розовом кимоно, лет четырнадцати на вид. Она была очень бледная, с черными волосами до плеч.
В руках она что-то держала, крепко прижав к груди, и, поравнявшись с ней, Курогане с удивлением понял, что это были заколки. Дешевые девчачьи заколки для волос, с разноцветными стекляшками, такие можно купить в любом магазине.
Разумеется, Фай не способен был спокойно пройти мимо: резко отпустив Курогане, он поспешил к девочке, бережно тронул ее за плечо и мягко спросил:
- Что случилось?
Она вздрогнула от испуга, вскинула на него огромные темно-синие глаза… потом прерывисто всхлипнула и выдавила:
- Его нет... Понимаете, его теперь нет!..
В ее голосе было столько неприкрытого, неправильного отчаяния, что Курогане поневоле почти вздрогнул... а в следующее мгновение у него за спиной раздался резкий раздраженный голос:
- А ну отвалите от нее, оба!
Это оказалась еще одна девчонка, с выкрашенными в голубой цвет волосами и в странном черном платье. Кажется, Томойо когда-то говорила, что такой стиль назывался «готик Лолита»... современная подростковая мода определенно вызывала недоумение.
Грозно взмахнув зонтиком-тростью, девица подскочила к своей подруге, вздернула ее на ноги и почти с ненавистью уставилась на Курогане. Ее лицо было мрачным и хмурым, отчего казалось гораздо старше. Пробурчав себе под нос что-то неразборчивое, она резко развернулась и потащила другую девочку прочь. Та все еще всхлипывала, но не сопротивлялась.
Курогане отвернулся от непонимающего, растерянного взгляда Фая и двинулся в сторону дома, тщетно борясь с неприятным ощущением, будто сделал что-то не так.
Еще один аргумент в поддержку его нелюбви к детям.
*
Ашура действительно тщательно скрывал от всех тайну своего воспитанника. Курогане поначалу тоже не знал правды, хотя постепенно как-то так получилось, что в доме бывшего коллеги матери он стал бывать довольно часто. Ему ничего не объясняли... но он интуитивно чувствовал, что что-то не так.
И поневоле быстро заметил, что «близнецы» никогда не появлялись одновременно, кто-то один обязательно отсутствовал, причем обычно подолгу, пару недель минимум. А еще он обратил внимание, что и Фай, и Юи, когда говорили друг о друге, всегда называли имена, никогда не использовали слово «брат».
Теперь, несколько лет спустя, Курогане, оглядываясь на прошлое, пришел к выводу, что Ашура и не пытался намеренно скрыть от него правду. Наоборот, словно специально ждал, когда же он догадается... и в итоге испытал облегчение, когда смог переложить часть тайны на чужие плечи, чтобы не нести больше ее бремя в одиночестве.
Впрочем, открылось все наконец благодаря случайности.
Курогане сам удивлялся тому, как быстро завел отношения с Фаем. Надоедливый придурок большую часть времени чудовищно его раздражал, постоянно болтал и нес всякую чепуху, а еще тратил почти все его свободное время...
Но с ним было легко. Свободно. И, черт возьми, правильно! Впервые в своей жизни Курогане смог остановиться и спокойно оглядеться по сторонам вместо того, чтобы постоянно спешить к какой-то непонятной и неведомой цели.
Так что постепенно регулярно видеться с Фаем стало так же естественно, как, например, просыпаться по утрам. И именно поэтому его внезапные отлучки раздражали даже сильнее, чем это когда-либо удавалось ему самому.
Они договорились вместе съездить за город – дело было в середине июля – и Курогане позвонил в ставшую такой знакомой дверь в полной уверенности, что придурок уже давно собрался и ждет в прихожей. Однако ему открыл Ашура – как всегда, спокойный и аккуратный, в белоснежном свитере с высоким горлом. Окинул очень внимательным и немного печальным взглядом и произнес:
- Прости, Фая сейчас нет.
Курогане мгновенно нахмурился и едва не зарычал от раздражения:
- Как это – «нет»?! Куда этот идиот подевался на сей раз? Хотите сказать, ему совершенно плевать на наши общие планы?!
Взгляд Ашуры стал еще более печальным, он негромко вздохнул и молча сделал шаг в сторону, приглашая собеседника войти.
Курогане прошел в гостиную, злясь и одновременно чувствуя себя неловко. Ашура жестом предложил ему сесть на диван, принес чаю и сам сел в кресло напротив, однако не произнес ни слова.
Их дом был неожиданно темным изнутри, даже чуточку мрачным, с тяжелой мебелью красного дерева, повсюду сверкала абсолютная чистота, ни пылинки. Курогане, в жилище которого еще сохранялся семейный уют, в этом месте всегда было очень неуютно и всякий раз хотелось утащить Фая отсюда как можно быстрее.
- Курогане-сан, - сдержанно произнес вместо приветствия Юи, входя в гостиную со свежевыглаженной скатертью в руках.
Ашура по-отечески улыбнулся своему воспитаннику, но так ничего и не сказал. Курогане кивнул в ответ, поневоле нахмурившись еще сильнее: от Юи он постоянно ощущал в своей адрес не то чтобы неприязнь, но явную настороженность, и не понимал ее причины, а Фай на все вопросы либо непонимающе моргал, либо отшучивался.
Сцена продолжилась в дружном молчании, отчего гость ощутил себя еще более неловко. Юи приблизился к ним и аккуратно расстелил скатерть на столе, тщательно разгладив все складки.
И, когда он наклонился, из-под ворота рубашки на его белой шее показалось темное пятнышко засоса – слева, чуть ниже уха.
И этот случай тоже скользнул бы на грани осознания, не оставив следа, как и все прочие намеки – мало ли, с кем и как в свободное время развлекается второй воспитанник Ашуры – если б Курогане накануне не оставил засос у Фая, в том же самом месте. И чертов придурок потом долго полувсерьез возмущался, что этот засос будет видно, даже если надеть водолазку.
Курогане замер, но донеся чашку до рта. Мысль была мгновенной, но вдруг, как по щелчку пальцев, все фрагменты мозаики встали на свое место – все полунамеки, все странные совпадения, все внезапные отлучки…
И испуганные, мгновенно расширившиеся глаза поймавшего его взгляд Юи стали последним подтверждением.
- Вам не кажется, что стоит кое-что мне объяснить? – очень тихо и хрипло произнес Курогане и поставил чашку на стол, потому что руки дрожали, едва не расплескал чай на свежую скатерть.
Юи выпрямился, бросил полупанический взгляд на своего крестного, поджал губы, потом собрался что-то сказать, но передумал и стремительно вылетел из комнаты, сильно хлопнув дверью.
А Ашура спокойно обхватил ладонями свою чашку, прямо посмотрел на Курогане...
И наконец объяснил. Про детскую травму. Про раздвоение личности. И про то, что эти личности – два совершенно разных, самостоятельных в своих желаниях и привязанностях человека.
А Курогане сидел, оглушенный, и не мог выдавить из себя ни слова.
- Понимаешь, он не только полностью вытеснил трагические детские воспоминания, - продолжал Ашура, очень тихо и спокойно, глядя куда-то за окно, - у него также случаются
регулярные провалы в памяти... Просто потому, что у каждой личности полностью свои воспоминания, которые никогда не пересекаются. У Фая своя жизнь, у Юи – своя. Они как два совершенно разных человека в одном теле.
Курогане слушал и не верил. Вернее, конечно, верил… Но не мог так сразу осознать, принять, мысленно охватить все, что эта информация влечет за собой. И в какой-то момент поймал себя на осознании, что понятия не имеет – что ему теперь делать.
Однако – ни на мгновение не пожалел о своем желании узнать правду.
Ашура говорил еще много чего. Пояснял, рассказывал, приводил примеры. А потом, в самом конце своего монолога, когда чай уже давно остыл, снова внимательно, почти пытливо посмотрел прямо в глаза гостю и медленно, словно против воли произнес:
- Он не сможет жить один.
И эта фраза буквально впечаталась в память Курогане. Как клеймо.
Иногда ему начинало казаться, что Ашура, как бы абсурдно ни звучало подобное предположение, умел видеть будущее. Так или иначе.
*
В ремонтной мастерской сегодня особенно сильно пахло машинным маслом. За стеной уныло верещала дрель, отчего в самом ближайшем времени грозили разболеться зубы, свет неприятно мигал. Неподалеку старший механик отчитывал новенького за халтурную работу.
Курогане устало моргнул, утер пот со лба, наверняка оставив на коже полосу грязи, и вновь нырнул в капот изрядно потрепанной мазды, недавно побывавшей в аварии. По большому счету, машина теперь годилась только на запчасти, но Курогане так просто сдаваться не хотелось, и он решил повозиться еще.
- Эй, дружище, не посмотришь мой байк? – раздался за его спиной веселый голос. – А то что-то барахлит... Начальник сказал к тебе обратиться...
Курогане раздраженно заворчал и выпрямился, поворачиваясь. В то же мгновение раздался пораженный вопль:
- Ты?! Ты что здесь делаешь?!
Фума изумился настолько, что едва не уронил с носа свои очки.
Курогане выразительно закатил глаза и громко фыркнул:
- Работаю я здесь. Показывай свой байк.
Фума внезапно оказался владельцем новенького спортивного мотоцикла марки Кавасаки, ярко-зеленого цвета. Курогане при виде него хмыкнул и вопросительно приподнял бровь. Фума сделал вид, что смутился:
- Да Камуи просто уговорил меня поучаствовать в гонках стритрейсеров, пришлось подбирать соответствующий транспорт...
- Не уверен, что хочу знать, откуда ты взял деньги, - покачал головой Курогане и приступил к диагностике.
Поломка оказалась совсем незначительной, загрязнился воздушный фильтр и начала подтекать передняя вилка. Пока он возился, Фума стоял рядом и внимательно наблюдал с искренним интересом – однако, разумеется, долго сохранять молчание он был не в силах, чем порой напоминал Фая.
- На скольких работах ты надрываешься? Трех?
Его тон был привычно шутлив, но взгляд поверх очков оказался неожиданно серьезен.
Курогане пожал плечами и лаконично поправил:
- Четырех.
- В смысле? – непонимающе моргнул Фума и принялся демонстративно загибать пальцы. – Погоди, погоди! Раз – школа, два – додзе, три – здесь... что я пропустил?
Курогане снова утер пот со лба и с неохотой признался:
- Еще иногда выполняю поручения хозяина одного китайского магазина.
Фума какое-то время молчал, пристально проследил за заменой фильтра, потом вздохнул и внезапно заявил:
- Ты не способен прогибаться, именно поэтому вряд ли сможешь когда-нибудь построить успешную карьеру.
Проглотив первую естественную реакцию – «И от кого я это слышу?» - Курогане скрипнул зубами и бросил:
- Кендаппа уже не первый год твердит мне то же самое.
К счастью, Фума намек понял и дальше тему развивать не стал. Однако, разумеется, не заткнулся совсем, а просто завел речь о другом:
- Ты ведь и себя, и его обеспечиваешь.
Курогане промолчал, сделав вид, что не услышал, и едва не сорвал болт, слишком сильно повернув гаечный ключ.
Лекарства стоили дорого. А на всех своих подработках он получал не так уж много.
Не дождавшись ответа, Фума вздохнул и прислонился плечом к стене. Потом снял очки и принялся тщательно протирать стекла носовым платком.
- Я, конечно, не медик, но... - снова заговорил он и продолжил, явно вспомнив инцидент во время их с Сомой визита. – То, что в последнее время смены личностных модусов стали происходить так часто и резко, кажется мне странным. Может, тебе все-таки стоит проконсультироваться с Сейширо? Он действительно хороший психиатр...
- Ты серьезно думаешь, что я подпущу к нему твоего съехавшего с катушек брата? – резко оборвал его Курогане, с грохотом откладывая гаечный ключ и извлекая из сумки с инструментами другой, меньшего номера.
Фума принужденно рассмеялся:
- Я совсем забыл, что вы категорически не выносите друг друга!
Курогане в ответ только передернул плечами, вновь погрузившись в работу.
Неприязнь к Сейширо у него была инстинктивная и логически ничем не обоснованная – при нем старший брат Фумы ничего предосудительного не совершал. Однако Курогане с детства привык всегда в первую очередь полагаться на свои инстинкты, так что...
- Но все-таки, насчет врача я серьезно. Может, это еще можно как-то исправить...
Иногда ему начинало казаться, что Фума самовольно взял на себя роль его персонального гласа рассудка.
Курогане выпрямил спину и мрачно посмотрел на него снизу вверх, сидя на корточках возле мотоцикла:
- Думаешь, Ашура не пытался? – резко парировал он. – Один его близкий друг-врач до сих пор помогает рецептами – кое-какие витамины, еще какая-то дрянь для укрепления памяти... Но я не доверяю ему с полным обследованием. И Ашура тоже не доверял.
Дрель за стеной наконец заткнулась, и от этого даже показалось, что в мастерской вдруг стало оглушительно тихо, хотя продолжались разговоры и мерно шумели двигатели.
Курогане глубоко вдохнул и, словно бросаясь головой вниз в холодный омут, жестко произнес:
- А еще – ты представляешь, что будет, если его болезнь станет известна? – слова с трудом проталкивались сквозь горло, но он заставил себя впервые произнести их вслух. – Он эмоционально нестабилен, неспособен жить самостоятельно и полноценно отвечать за себя... А я, не будучи родственником, просто не смогу получить право опеки. Его мгновенно запрут в психушке – именно этого опасался Ашура, потому и развел всю авантюру с «близнецами».
Не дожидаясь реакции, Курогане резко отвернулся к мотоциклу.
Когда на Фая находило, он начинал на полном серьезе рассуждать, что они с Юи – уникальная находка для современной науки, и на них обязательно будут ставить эксперименты... Заставить его замолчать и отвлечься от этой идеи обычно было очень трудно.
- Прости… - пристыжено выдохнул Фума. – Об этом я не подумал...
Курогане резко поднялся на ноги и отряхнул ладони, указав подбородком на мотоцикл:
- Готово, можешь забирать. Расплатишься с начальником мастерской, скажешь, стандартная профилактика.
Фума мгновенно повеселел и снова нацепил на нос очки:
- О, спасибо! Честно, не знал, что ты еще и в технике теперь разбираешься... - он с довольным видом погладил руль мотоцикла, потом замер, снова посмотрел на Курогане и с той же непривычной серьезностью негромко признался. – Но знаешь, мне вот еще какая мысль не дает покоя. Думаю, ты тоже это замечал – ты ведь с ним проводишь куда больше времени, чем все мы вместе взятые... Так вот, я пару раз видел, как бы объяснить... Ну, в общем, бывают очень короткие моменты, когда он ведет себя не как Фай и не как Юи, а... ну, словно на мгновение проглядывает «единая», целая личность. В смысле, каким он стал бы, если б не эта детская травма и ее последствия в виде раздвоения.
Курогане почувствовал, как горло неприятно сдавило, и, запрещая себе думать на эту тему, раздраженно прошипел, глядя в стену:
- Все вина этой чертовой ведьмы!
- Какой ведьмы? – непонимающе переспросил Фума, высоко приподняв обе брови.
Курогане прикусил язык, потом качнул головой и решительно отрезал:
- Неважно.
В другом конце мастерской опять разгорелся скандал – кажется, кто-то из клиентов был недоволен качеством работы. Одна из лампочек на потолке как раз этот момент выбрала, что перегореть, и едва не закоротила все остальные.
Фума вздохнул и странным тоном протянул:
- Знаешь, дружище, порой, глядя на тебя, я начинаю реально опасаться, что сумасшествие передается воздушно-капельным путем...
Прежде, чем Курогане успел отреагировать на это заявление, по мастерской разнесся громкий и предельно раздраженный крик:
- Фума!!!
- Упс, - отозвался тот и предпринял сомнительную попытку спрятаться за своим мотоциклом.
Разумеется, это ему не помогло. Камуи, затянутый в черно-красный латексный комбинезон, вихрем пролетел по мастерской, одарил Курогане предельно мрачным взглядом и вцепился в руку Фумы, возмущенно объявив:
- Мне уже осточертело тебя ждать! Сколько можно копаться?!
Немного попрепиравшись, пара покинула мастерскую, едва не забыв забрать мотоцикл. Курогане негромко хмыкнул себе под нос – он понятия не имел, за что именно Камуи настолько откровенно его недолюбливал. Впрочем, неважно.
Вдобавок ко всем прочим радостям снова сильно разболелась голова. Похоже, такими темпами он в итоге сам подсядет на таблетки.
Курогане раздраженно вытер руки о свои рабочие штаны и вернулся к брошенной мазде.
*
Проклятый дождь наконец закончился, но воздух был сырой и холодный. В небе впервые за долгое время стали видны звезды, мелкие и колючие, как репейник. Фонари в этом районе почти не горели, окна домов тоже в основном пялились в ночь пустыми темными рамами без стекол. Старый промышленный квартал, после аварии на теплостанции большинство жителей по возможности перебрались в другие места.
Вокруг простиралась бесконечная свалка технического мусора, кишевшая драными кошками и мелкими демонами.
Курогане раздраженно помассировал опять разнывшееся левое запястье и перехватил меч поудобней. Всякая мелюзга его не интересовала – она сама медленно загибалась от голода, не в силах найти себе добычу по зубам. Нет, в этом районе явно обитал кто-то значительно более крупный... и опасный.
Иначе в парке по соседству не стали бы так часто пропадать люди.
Отвлекшись на шорох где-то справа, он наступил на какую-то коробку. Из-под ноги тут же с испуганным писком метнулся мелкий демон, похожий на нечто среднее между крысой и слизнем. Курогане раздраженно скривил губы и замер, прислушиваясь. Шорох больше не повторился, поэтому охотник осторожно прокрался вдоль стены, стараясь больше ни на что не наступить, и выглянул из-за угла.
Идеально пустая улица. Одинокий, чудом не перегоревший фонарь, вокруг него стайкой вилась какая-то мелкая мошкара.
И тишина. Нехорошая, тревожная.
Не в первый раз мелькнула мысль, что на подобных ночных вылазках совсем не помешал бы надежный напарник, но Курогане привычно запретил себе думать об этом, сосредоточившись на мимолетном движении в темноте. Показалось? Просто дрожь воздуха?
Ветра не было. Пахло гнилыми овощами и почему-то хлоркой.
Курогане осторожно обошел большую лужу, чтоб не выдать себя плеском, и шагнул на улицу, выходя из-за надежного прикрытия стены.
Едва заметное дуновение воздуха, что-то шевельнуло волосы на виске – и Курогане, прежде чем успел осознать, подумать, метнулся в сторону, перекатился по земле и снова вскочил на ноги, обеими руками стиснув рукоять меча.
Демон обиженно, скрипуче взвыл, когда вместо живой плоти его когти полоснули асфальт.
Он был действительно огромный, метров пять в высоту, похожий на черный дымный конус, но с двумя когтистыми лапами, напоминавшими сучковатые ветки. И у него было целых три красно-фиолетовых глаза, расположенных равнобедренным треугольником... а чем больше у этих тварей глаз – тем они сильнее.
Демон снова взвыл и опять бросился в атаку. Видимо, до этого ему ни разу не попадались жертвы, способные оказать сопротивление.
Курогане, задержав дыхание, чтобы уберечь себя от сладковатого зловония твари – этот мерзкий запах оказывал наркотическое воздействие – поднырнул под неуклюжими лапами демона и, резко развернувшись, самым концом лезвия ухитрился зацепить правый глаз противника.
Тварь взвыла так оглушительно и истерично, что стеклянный плафон фонаря разлетелся на осколки, и свет погас. Демон волчком закружился на месте, а потом, как-то слишком быстро сдавшись, бросился наутек вперед по улице.
Курогане мотнул головой, пытаясь прочистить уши, коротко выругался и метнулся следом.
Проклятье, еще только дополнительной пробежки ему не хватало для полного счастья!
Улепетывающая тварь продолжала жалобно подвывать, так что, несмотря на тьму, можно было не опасаться того, чтобы потерять ее след.
Через пару минут впереди замаячил свет очередного фонаря, на перекрестке. Курогане снова выругался – на сей раз мысленно, чтобы поберечь дыхание – и прибавил ходу.
А дальше события развивались так, как обычно бывает только в каких-нибудь дурацких приключенческих фильмах, тех, которые так любит Фай и которые так раздражают своей нелогичностью Юи.
Как раз в то мгновение, когда демон поравнялся с фонарем на перекрестке, справа и слева выскочили еще два точно таких же демона. Все трое с воем столкнулись друг с другом, завертелись бешеным клубком. Курогане, поднажав, подбежал к ним, занося меч и стараясь не думать о том, как он будет справляться сразу с тремя тварями...
Но тут на улице справа показался пацан в хакама, сжимавший в руках лук, а слева – другой пацан, в китайском костюме, с игральными картами в руках.
Курогане, не прекращая движения и не позволяя себе удивляться, резко опустил меч, с силой рубанув ближайшего демона. Пацан с луком спустил стрелу, вспыхнувшую синим пламенем, пацан с картами выкрикнул какую-то гортанную комбинацию звуков – заклинание? – и метнул в клубок демонов две карты, на лету превратившиеся в сверкающие зеленые лезвия.
Все произошло одновременно... а потом была вспышка, очень яркая. И глухой звук взрыва.
Курогане едва не отбросило назад, он с трудом сумел удержать равновесие, упав на одно колено. Перед глазами плясали разноцветные пятна, он с трудом проморгался и снова вскочил на ноги, не теряя бдительности, готовый сражаться дальше...
И тут же едва не выронил меч от изумления, потому что – это были не какие-то случайные пацаны, охотники на демонов, это оказались, чтоб оно все было неладно, Шидзука и Шаоран, его собственные ученики!!!
- Вы?!! – взревел он, не в силах справиться с потрясением.
- Сенсей?! – одновременно с ним удивленно и испуганно воскликнул Шаоран, безотчетно делая шаг назад.
И только Шидзука остался привычно спокоен и невозмутим.
Курогане нахмурился, окидывая обоих более пристальным взглядом, лишь сейчас обратил внимание, что у Шаорана на боку висел меч в ножнах, вдобавок к подозрительным картам.
Сияющие стрелы, заклинания... Право, вряд ли подобным проявлениям магии – или чем бы это ни было – стоит удивляться человеку, который вот уже пару лет хранит меч в своей собственной левой руке.
Настороженно оглядевшись по сторонам, Курогане прислушался к своим инстинктам, но больше опасности не ощущалось. Похоже, все остальные твари в округе после их показательного фейерверка поспешно разбежались. От атакованных демонов осталось только пятно черной сажи на асфальте да горстка пепла.
Убрав меч, Курогане помассировал левое запястье и пристально посмотрел на своих учеников, намереваясь получились ответы – любой ценой. Пацаны теперь стояли перед ним, плечом к плечу.
Команда.
И оба они сейчас выглядели значительно старше своего возраста.
Шаоран потрясенно моргнул, словно все еще не верил собственным глазам, и наконец выдавил:
- Курогане-сан, значит, Вы тоже помните?!
Курогане перевел на него пристальный взгляд и с нажимом спросил:
- Помню что?
Вся ситуация в целом ему очень, очень не нравилась.
Шаоран замялся, неловко вертя в руках колоду карт, и посмотрел в сторону:
- Нет... Я имел ввиду... Получается, это Вас нанял мой отец? Он говорил, что уже есть надежный охотник, нам необязательно...
Пацан замолчал, толком не завершив фразы, и окончательно смутился, бросив быстрый взгляд на молчаливого друга.
Отец?
Ситуация разонравилась Курогане окончательно.
- Клоу-сан предложил мне использовать мои стрелы для охоты на демонов, - ровным голосом пояснил Шидзука в ответ на его пытливый взгляд. – Я согласился.
- Да, раньше он просто служил при родовом храме и изгонял демонов по вызову, - влез с пояснениями Шаоран, явно не зная, куда себя деть. – Понимаете, Шидзука не видит демонов, только чувствует их, поэтому отец сказал, что мы должны работать в паре... Мы решили гнать этих демонов друг на друга, а потом вдруг появились Вы и...
Пацан снова замолчал и низко опустил голову, очевидно желая провалиться сквозь землю. Шидзука как-то странно посмотрел на друга – так, словно ожидал увидеть на его месте совсем другого человека. Во время занятий в додзе Курогане тоже не раз замечал у него такой взгляд.
Над их головами стремительно просвистел резкий порыв ветра, взметнув облачко оставшегося от демонов пепла. Где-то за забором внезапно разорались коты, устроив из-за чего-то шумную свару.
Курогане с силой провел ладонью по лицу сверху вниз, коротко выдохнул и решительно приказал:
- Так, а сейчас мы пойдем куда-нибудь, где теплее и не так воняет паленым, и вы нормально объясните мне, что вообще, будь оно все неладно, происходит в этом чертовом городе!
Шаоран открыл было рот, чтобы возразить, но Шидзука положил руку ему на плечо и медленно качнул головой.
Прекрасно. Просто прекрасно!
*
В доме не горел свет. Темные окна равнодушно вглядывались в ночь, голые черные ветви деревьев негромко скреблись в стекла. Отогнав смутное чувство дежа вю – и еще более смутное, но неприятное ощущение, что возвращается в пустое жилище, где его никто не ждет – Курогане решительно поднялся на крыльцо и открыл входную дверь, на всякий случай стараясь не шуметь. Головная боль усилилась, и вдобавок он чувствовал себя совершенно разбитым. Обычного азарта от удачной охоты не было и в помине.
В прихожей он услышал смутный шум и негромкие голоса, отчего мгновенно насторожился. Гостиную освещал слабый голубоватый свет...
Курогане остановился в дверях и негромко хмыкнул себе под нос.
Чертов придурок умудрился заснуть на диване, не выключив телевизора. Значит, все-таки ждал – вместо того, чтоб нормально лечь спать. Только его собственная вина, если потом от неудобной позы у него опять разболится спина.
Курогане ворчливо пробормотал пару ругательств – впрочем, без особого вдохновения – и приблизился к дивану. Поднял с пола упавший пульт и выключил телевизор.
В гостиной сразу же стало тихо и темно. Впрочем, глаза довольно быстро привыкли, к тому же, сквозь окно падал холодный и бледный лунный свет, делавший волосы Фая не то седыми, не то серебряными. Он сидел, поджав под себя ноги, обняв подушку и откинув голову на спинку дивана, и едва заметно хмурился во сне. Курогане молча покачал головой, решая, имеет ли смысл его будить или просто так перетащить в спальню, потом все же наклонился и легонько тряхнул костлявое плечо:
- Эй.
Фай проснулся мгновенно, судорожно вздрогнул. Пару раз непонимающе моргнул, потом сонно потер щеку и открыто улыбнулся:
- Куро-пон, ты наконец вернулся! Где ты был?
В его голосе не было ничего, кроме простого искреннего любопытства.
Курогане какое-то время пристально смотрел на него, потом устало повел плечами:
- Задержался на работе, - и без перехода добавил. – Иди наверх, я в душ.
Вода оказалась едва теплой, и напор был очень слабым. С трудом удалось расслабить задеревеневшие от напряжения мускулы, вдобавок на правом колене неожиданно обнаружился впечатляющих размеров синяк. Курогане прерывисто выдохнул и на пару мгновений прислонился лбом к холодному кафелю стены.
Пацаны не объяснили толком ничего вразумительного. Вернее, Шидзука вообще молчал, говорил только Шаоран, но – то ли он сам ничего не знал, то ли опасался откровенничать с Курогане... в любом случае выходило, что ему придется добиваться ответов лично от Клоу.
Стоило войти в спальню, как на него сразу напрыгнул Фай. Якобы из засады за дверью. Впрочем, неожиданностью это не стало, так как Курогане, наученный опытом, заранее ожидал чего-то подобного и скорее бы удивился, если б придурок просто тихо-мирно лег спать.
- Куро-рин, я... - начал было что-то говорить Фай, но Курогане, будучи совершенно не в настроении выслушивать его обычную болтовню, с ворчанием закинул его на плечо и потащил к кровати.
Придурок полувсерьез забрыкался, а потом вдруг начал хихикать. Упав спиной на неразобранную постель, он цепко схватил любовника за обе руки и дернул с неожиданной силой, заставляя упасть на себя. А потом поцеловал – первым.
Усталость мешалась с раздражением, где-то в глубине тлела мрачная злость, но желание – резкое, как вспышка – перекрыло все остальное. Бледная тонкая кожа, длинные пальцы, впившиеся в плечи, смешливая улыбка, растрепанные светлые волосы, которые постоянно норовят попасть в рот, ямка между ключиц, прерывистость вдохов, живое тепло под ладонями, мягкая ткань домашней одежды, колючее шерстяное покрывало, косые лучи полусвета сквозь окно, размытый образ в полутьме, обман зрения и всех прочих чувств, зыбкое ощущение недореальности и сна, губы, щеки, щекочущие длинные ресницы, пристальный взгляд, глаза с огромными зрачками – серые... и что-то тяжелое, плотным узлом свернувшееся в груди. Может, именно поэтому дышать было так больно. Курогане сильнее стиснул объятья, потому что – как песок, как вода, утечет сквозь пальцы, исчезнет... И одновременно со всем этим, с жаром, наваждением и реальностью, - стойкое ощущение неправильности. Словно чего-то не хватает, что-то не так, что-то половинчато, и узел в груди стягивается плотнее, до боли...
А потом Фай с легким, скользящим вздохом медленно опускает ресницы и откидывает голову назад. Курогане целует его шею, быстро, жарко, будто боится не успеть, сам закрывает глаза – и вдруг ловит себя на обманчивом, но таком желанном чувстве, что теперь все верно, все так, как должно быть, все наконец-то словно на своем месте.
Весной ночи становятся короткими.
Больше всего ему хочется уметь чинить, но его всегда учили только ломать.
*
Ему уже довольно давно не доводилось бывать в магазине. Впрочем, здесь ничто и никогда не изменялось. Что, по сути, было очень странно: это ведь магазин. Собранные тут вещи предназначались для того, чтобы их продавали.
Хотя, по личному мнению Курогане, такое идиотское место просто не могло пользоваться популярностью среди нормальных покупателей.
Хозяин сидел в своем неизменном кресле за маленьким резным столиком и, разумеется, пил чай. Кажется, чашка тоже всегда была одна и та же – либо у него в распоряжении находился обширный сервиз.
Курогане скользнул хмурым взглядом по вееру с изображением феникса и решительно шагнул к столику, чуть не сшибив по дороге высокую стопку пыльных старых книг.
Клоу поднял на него спокойный взгляд и мягко улыбнулся. Не давая ему заговорить, гость скрестил руки на груди и раздраженно бросил:
- Какого хрена ты отправляешь на охоту детей?!
Улыбка хозяина магазина чуть померкла, он негромко вздохнул и отставил чашку в сторону, переплел кончики пальцев. И только после этого ответил:
- На самом деле дети сильнее.
Курогане с трудом подавил мгновенное желание с силой грохнуть кулаком по столу – тот подобного просто не выдержал бы.
- Мне плевать, сильнее они или нет! – рявкнул он, потом оборвал себя и, нахмурившись, уже спокойней произнес. – Ты не говорил, что пацан твой сын.
Клоу только снова улыбнулся, молча. И Курогане готов был поспорить, что проклятый хозяин магазина просто ушел от ответа.
Одна из нарисованных тушью бабочек на стене вдруг шевельнулась, сползла с тонкого листа рисовой бумаги и легко приземлилась на протянутый указательный палец Клоу, грациозно подрагивая ажурными крылышками. По очкам хозяина магазина скользнули блики света от фонариков на потолке, спрятав его глаза, но по застывшей линии плеч было заметно, как он мгновенно напрягся. Курогане пристально следил за этой пантомимой, уже привыкнув, что задавать вопросы бесполезно – впрочем, эта привычка вовсе не означала, что собственное неведение его устраивало.
- Время... - едва слышно прошептал Клоу одно-единственное слово, явно обращаясь к самому себе. Бабочка снова вспорхнула и вернулась на бумагу, опять превратившись в рисунок.
Курогане проследил за ней недоверчивым взглядом и с нажимом произнес:
- Не впутывай в это детей.
И ему было плевать на все возможные доводы, причины и цели.
Клоу посмотрел на него, задумчиво и очень серьезно, после чего чуть качнул головой, спокойно возразив:
- Это их желания.
Больше всего раздражало именно это его чертово неизменное спокойствие!
Курогане скрипнул зубами, с досадой понимая, что ему не победить в споре – сколько раз уже пытался – и резко развернулся к выходу. И едва не сбился с шага, едва не споткнулся, когда в спину ему донеслось тихое и неизбежное:
- Скоро тебе придется сделать выбор.
_____________
В пост целиком не влезло, поэтому окончание в комментариях.