Bokutachi wa Tenshi datta
Название: Вервольфова седмица.
Бета: Аш Малкавиан а.к.а. Маммон(Глава 1), Elain Eir(Глава 2)
Автор: Tsuiraku Yuki
Фэндом: Tsubasa RC
Пейринг/Персонажи: Курогане, Фай, Шаоран, Мокона...
Жанр: gen
Рэйтинг: G
Дисклэймер: мир и персонажи принадлежат не мне
От автора: выставляю 3ю главу на свой страх и риск, поскольку бета моя куда-то подевалась, поэтому сильно за ошибки не ругайте)
Глава 1www.diary.ru/~tsubasa-rc/p96639068.htm
Глава 2www.diary.ru/~tsubasa-rc/p108241865.htm
Глава 3- Маг!! - Курогане не успел.
Вернее, успел подхватить бесчувственное тело у самой земли, ухватившись за многострадальный ворот, прежде чем пошатнувшийся, а затем начавший оседать мужчина не уткнулся лицом в сырую траву.
Маг молчал.
- Чертов придурок, эй!!! - рывком перевернув того на спину, воин вцепился в тонкое запястье, пытаясь нащупать пульс.
Пульс был, но едва ощутимый, словно жизнь мучительно медленно покидала безвольное тело, прозрачным дымком струясь к черному небу.
Чертыхаясь на чем свет стоит, Курогане с силой потянул мокрую от липкого пота рубаху, разрывая податливую ткань на лоскуты. Дрожащие ладони скользнули по пока еще теплой коже. Воин припал ухом к бледной груди, отчаянно вслушиваясь в тихий стук сердца.
Один удар, два удара... четыре. Тишина...
- МАГ!!!
Скрестив руки на груди, Курогане косился на суетившегося возле стола товарища, помогавшего старикашке хлопотать с угощениями. Собственно, не столько помогал, сколько расставлял; еда на тарелях появлялась сама собой, Фай лишь передвигал ее, дабы вместилась на куске дерева, отдаленно напоминавшего прикрытый рваной скатертью стол.
Жареные карасики, соленья, тушеная картошечка, присыпанная свежей петрушкой, душистый хлеб и много фруктов. Спелая ягода аппетитно алела среди лиловых гроздьев винограда, по соседству в глиняной чаше щедро громоздились горсти орехов. Из кувшина веяло сладким вином; маг успел разлить каждому в медный кубок, и смело потягивал свою порцию блаженно щурясь.
Удивляться фокусам с возникавшей из ниоткуда снедью мечник не стал из принципа. И из-за привычки. Все же не первый день проводил в компании белокурого недоразумения, носившего титул «маг» отнюдь не за дешевую демонстрацию уличных трюков, а за определенные и вполне оправданные заслуги. Да и пацан, с недавних пор бравший у чародея уроки, лихо догонял наставника; года скитаний по мирам с избытком хватило извести всю способность Курогане чему-либо удивляться вообще. К прочему, в данный момент воина щекотали более занимательные мысли - касательно нового мира в целом, - чем урчащий желудок, поэтому отвлекаться на что-то еще он был попросту не в состоянии.
В животе неприятно ныло - да. Однако, упрямо поджимая губы, прикасаться к яствам мужчина отказывался. Зато вышеупомянутое недоразумение дармовым харчем не брезговало, поминутно пытаясь запихнуть кусочек-другой в рот несговорчивому спутнику. Тщетно.
Спутник старался не сводить глаз со старика, удобно примостившегося на табурете напротив поглощавшего запасы гостинцев Фая, а терзавшие его вопросы так и норовили слететь с языка прежде времени.
Не сейчас, слишком рано, повторял себе Курогане, огрызаясь на назойливые уговоры.
Ночь смыкалась над лесом темным полотном, оставляя крохотный, прятавшийся за макушками елей, пятачок луны.
Не сказать, что японец видел столь же хорошо ночью, как и днем, но пользуясь внутренним зрением, сумел заметить подвох, о котором пока молчал.
Старик с гномьей образиной вел их не долго. Самурай едва собрался делать пометки на ближайшем дереве, как перед ним и магом уже вырастал небольшой ветхий домик с единственным окошком. Бледный манящий свет одинокой свечи ласково поприветствовал путников скромным уютом.
Однако стоило проскользнуть внутрь - вспыхнул несколькими десятками подобных свечей, бойко отгоняющих мрак.
Старик вежливо поклонился, прежде чем войти, и, соблюдая законы гостеприимства, указал протянутой рукой ладонью вверх на крохотные ступени, ведущие с порога к дверному проёму. Куда, впрочем, заходить Курогане не торопился, собираясь не позволить сделать тоже самое и рванувшему было вперед чародею. Увы: стальной хватке достался заблаговременно отстегнутый плащ, а его обладатель уже весело щебеча со стариком, исчезал в чужом доме, оставив воина искриться негодованием. Низкое шипение в удаляющиеся спины засвидетельствовало закипающую в котле терпения ярость.
Зажатая в кулаке деталь гардероба волшебника участливо шелестела при полном безветрии.
То, что сказал ему маг тогда... Как же это...
Слова накрепко засели в черноволосой голове.
"Я позволю тебе жить": вот что шепнули мечнику на ухо, прежде чем следовать за старым гномом.
Но это могло означать и "Я позволю тебе защищать" или же "Мы будем защищены" - одно из трех, поскольку произнес маг проклятую фразу на языке ниндзя и на собственном - языке Целес.
Последним воин владел паршивенько, так же, как и Фай японским, что весьма усложняло ситуацию...
Потоптавшись снаружи, мечник все же соизволил последовать примеру товарища, и теперь сидя за столом с видом свергнутого с престола правителя усердно приказывал желудку прекратить бунт. Желудок подчинялся, выражая недовольство недвусмысленными звуками. Компенсации ради, плащ волшебника, с легким шлепком, был уложен на скамью, под пятую точку воина, нарочито на него взгромоздившегося и мстительно на нем поерзавшего.
- Отведай, витязь, - тряхнул бороденкой гном, выуживая очередную тарель. На тарели дымился запеченый в яблоках кролик.
«Провокатор».
- Да нет, - буркнул витязь, стойко отворачиваясь, - я не голоден...
- Ладно тебе, Куро-няу, - ворковал маг уже нарезая ароматное мясо щедрыми кусками и накладывая мечнику порцию побольше, - не отравишься...
- Я бы засомневался, - широкие ладони грубо саданули о хрупкую поверхность предполагаемого стола. Часть блюд с завидным звоном сползла к самому краю, предостерегающе накоренившись. Судя по сузившимся глазам, Курогане разозлился не на шутку. И имел полнейшее право разнести чертову избу в щепки, предварительно изрубив в капусту всех тут находящихся, в том числе и свое веселившееся несчастье.
- Вы, - японец непочтительно ткнул укушенным пальцем в старика, - обещали дать ответы и помочь вернуть мальчишку, а вместо обещанного заговариваете зубы.
- Нет-нет, молодец, - нахмурился дедок, убирая посуду от опасной близости к полу, - я вам как раз-таки помогаю, ибо дельце предстоит пыльное. А с пустым брюхом выступать в темный лес, в Охотничью Добу, равносильно прыжку в мутную реку без глотка воздуха.
Курогане замолчал, подавившись словами; дедок нравился ему все меньше и меньше. Нет! Он ему определенно не нравился, и не потому что солгал. О, да! Именно солгал. Искусно так. В его елейных глазках ложь читалась ясно. А уж ее, родимую, воин различил бы в каждом, кто говорил бы неправду; чай не вчера завел дружбу с отъявленным лжецом и лицемером. Вернее... возможно УЖЕ не лжецом... однако...
- Будь по-твоему, маг, - обозлено рявкнул мечник, - но прежде пусть вот он, - повторный тычек в обозначенную персону, - объяснит ВСЕ. Иначе я пойду искать и булку, и пацана сам.
-А еще, - мужчина медленно наклонился в упор глядя на старика, - пусть объяснит откуда это, - тычек в ломящийся от снеди стол.
- Что тебя смущает, витязь? - насупился старик, пощипывая край сюртука.
- Помниться, кто-то упоминал, что лес пуст, стало быть, ни дичи, ни… - многозначительный взгляд на уминаемого Фаем кролика, - здесь быть не должно. К прочему, лес - хвойный, ни о каких фруктах, тем более столь экзотических, не может быть и речи, а орехи здесь явно не сосновых шишек... Да и полей с корнеплодами я здесь чего-то не заметил.
- Твоя наблюдательность делает тебе честь, воин, - глубокомысленно изрек гном оскалбившись, - смотри не переусердствуй. Я так же упоминал, что я - бог, и некие, гм, чудеса мне подвластны.
- Не знал, что боги нуждаются в пище, - сострил Курогане.
- Смотря какие, - в тон ответил старик, - яства, что ты видишь перед собой - настоящие, и твой товарищ это подтвердил. А что касается меня - даже боги иногда любят отринуть нетленную оболочку, дабы вкусить хоть каких-то радостей.
- Он не только божество, Куро-мю, - вмешался Фай, придвигаясь ближе, - он страж этого, хм...
- Мира? - перебил старик, - а вот теперь не лукавь, маг. Ты и сам понял, что это за место, верно?
- Я предположил, а не утверждал, - улыбнулся тот, подсаживаясь к шиноби вплотную и незаметно забираясь под складки одежды за спиной, - к тому же, противостоять богу мне не под силу, а спорить без надобности прерогатива Куро, а не моя.
Смутно уловив намек, Курогане вздрогнул от неожиданных манипуляций, напрягаясь каждым мускулом - вторжение прикосновений на территорию его тела очень мешало сосредоточиться.
Маг сидел достаточно тесно прижимаясь к рельефному плечу, не опасаясь, что старик заметит, и нес какую-то чушь, отвлекая внимание. Получалось нелепо, хотя гном, кажется, ничего не заметил, оживленно продолжая беседу. Курогане же замер, боясь пошевелиться, и пытался понять, что именно хочет донести до него сей блондинистый извращенец; пальцы скользили по позвоночнику, нырнули ниже оттягивая пояс штанов, едва ли не касаясь копчика, затем вновь пробежались вверх, плавно лаская кожу... Воину в какой-то момент захотелось вывернуть и переломать эти наглые пальцы, но потом он сподобился уразуметь, что делает Фай, рискуя быть покалеченным - рисует. Рисует невидимые руны.
Он уже видел, как тот вырисовывал нечто схожее от нечего делать на песке или обрывке бумаги во время привалов, поэтому различить именно защитные руны не составило труда. Иногда, в мирах, где нет ничего кроме войн и катастроф, когда нет времени на сон и отдых, а жизни ежеминутно грозит опасность, Фай создавал барьеры, используя диковинные символы, поддерживаемые заклинаниями. Часто рисунки возникали прямо в воздухе, сияя и сверкая серебром, порой маг ограничивался рисунками, начерченными на земле куском острого камня или палкой, или - одним прикосновением отдавал защиту и воину и мальчишке, что случалось реже всего. Только и исключительно, когда обстановка, накаленная до предела, мешала концентрировать волшебство в выбранной точке. К счастью подобное происходило всего четырежды, и если бы не созданная защита, ни Курогане, ни Шаоран никогда бы не дожили до следующего прыжка.
Сейчас же, под воздействием чутких горячих пальцев, исследующих смуглую кожу, воин ощущал что угодно, только не отвращение, которое ожидал почувствовать прежде всего. Ведь в его правильном, полном железных принципов мировоззрении понятия отношений между мужчинами не переступало тех стереотипов дружбы, построенных моралью и устоями его собственной родины. Устаревшими устоями, тень коих намертво обосновалась в душе мечника. Тем не менее, остальное, выходящее за воздвигнутые им рамки «правильности» подлежало презрению, отторжению и закрывалось решеткой непробиваемых прутьев под неблагозвучным именованием «грязь».
Сложно отметить, насколько изменило это его мировоззрение знакомство с Фаем, и почему на объятия и руки светловолосого мага Курогане реагировал без должного сопротивления, за исключением словесной перебранки. Возможно, ответа японец не знал и сам, как не знал, почему вместо беспощадной реакции на выкидоны другого мужчины смиренно замирал, изредка проявляя вялые попытки вырваться.
Со временем изменились и прикосновения…
Не сказать, что маг избегал касаться шиноби без надобности, просто делал это гораздо реже, с неохотой и скорее рефлекторно. После начала нового путешествия прежние замашки вроде обязательных ежедневных объятий, хлопков по макушке, надругательствами над курогановской прической отбыли за стену блеклого отчуждения и пресекались на корню самим магом. Бывало, прошлое порой лениво выползало из вечного сна, выливаясь в случайных, порывистых, неуклюжих прикосновениях, таких как машиниальное поглаживание предплечья, теплой ладони на сгибе локтя, и завершались виноватой улыбкой. Мужчина давно смирился с отрешенным поведением друга, списывая все на что угодно, лишь бы не разрывать истончившиеся нити той связи, что с таким трудом удалось восстановить после Кислотного Токио и Инфинити. Ему никогда бы не пришло на ум, что эти прикосновения несут более интимный характер.
Вопреки скулившим отголоскам разума на задворках сознания и прикушенной губы, Курогане чувствовал приятный холодок и ощущение защищенности, тепло и нежность, совсем как тогда, в лесу, под тихий шепот и кольцо хрупких рук вокруг своей шеи.
- Ну, так как, витязь, отведаешь? – хриплый старческий голос вывел мечника из пут воспоминаний…
Фразу, он, естественно, прослушал.
- Ешь! – шепнул маг, толкая локтем под ребра, - ешь – так надо.
Видимо, наговорившись вдоволь с волшебником, странный старец утратил былой интерес, решив переключиться на более угрюмого и хмурого собеседника. Манипуляций мага, он, к счастью, не просек, поэтому странник, сдвинув брови и проклиная ухмылявшегося товарища, принялся за еду, с трудом проглатывая практически нежеваные куски.
Вкуса угощений, ниндзя не чувствовал, стараясь поскорее покончить с трапезой.
- Я сыт, - процедил он, одолев заботливо пополняемую Фаем тарелку, - теперь жду обещанных ответов… сударь..
- А я тебе, молодец, ничего такого не обещал, - расплылся улыбкой бог, - однако, раз вы любезно приняли приглашение одинокого старца, я с удовольствием отвечу, и более того – помогу обмануть Лес.
С последними словами, старик хлопнул в ладоши. Яства исчезли.
- Что ж, витязь, пора и слово молвить, - гном положил на стол сухие руки, и, выдержав паузу, заговорил уже совсем по другому, располагая на долгую беседу, - Но боюсь, то, что я скажу, вам обоим не понравиться. Особенно не понравиться это тебе, пес, как человеку, не сведущему в магии, и – магию презирающему.
- Да как ты… - самолюбие, и без того уязвленное толкало к опрометчивым действиям. Курогане рванулся вперед, с целью приставить клинок к горлу старика и без лишних замешательств полоснуть лезвием, чтобы так и повалился на пол с брызжущим фонтаном крови из сечной раны. К счастью маг, будучи на чеку, намертво вцепился товарищу в предплечье, силой усадив обратно.
Старик даже не моргнул.
- Ничего личного, воин. Попридержи свой пыл до поры, - он более не улыбался, хотя глаза, по кошачьи сощуренные, смеялись. Зло смеялись, с примесью ехидства, надменно. – Вникать в детали предоставь магу, а сам просто слушай.
Подавив бурлящее смолой недовольство, мужчина предостерегающе зарычал, тиская вспотевшими ладонями рукоять Гинрю. Успокоился, во всяком случае, внешне.
- Видите ли, - повел старик, - это, как справедливо заметил, маг, не совсем мир. Это источник, вместилище, вакуум или же сосуд. Сосуд для магии, для ВСЕЙ магии ВСЕХ измерений, это ее Первоисточник. – Он усмехнулся, посмотрев на Фая сквозь полуприкрытые веки, потрескавшиеся губы приоткрылись, демонстрируя два ряда памятных Курогане зубов, - А теперь представьте себе мощь, ни с чем несравнимую. Которую нельзя подчинить или покорить, все равно, что желание, которое нельзя обуздать. Однако, держать такую мощь взаперти можно лишь до поры до времени, ведь чем дольше сдерживать реку плотиной, тем сильнее и яростнее будет ее поток дай барьер трещину, - старик замолчал, вытаскивая из-за пазухи плод персика. Сдавил в кулаке.
Сладкий сок брызнул, испачкав деревянную поверхность стола мякотью и полупрозрачными каплями. Старец ухмыльнулся, раскрыв ладонь, где по идее, должна была остаться лежать косточка, однако ладонь оказалась пуста, и сжав кулак вновь, тот молча убрал руку, спрятав в складках одежды.
- Такое бывает, если магию пытаться заточить – тот же поток, брызжущий и сметающий все на своем пути. Но и без контроля такую мощь оставлять нельзя. Возникает вопрос – что же делать? И я вам отвечу – ничего, магия сама найдет выход, если не вмешиваться, и даже не пытаться понять. Потому как магия была всегда и везде с момента зарождения жизни, с момента рождения миров и первых звезд. Первых заклинателей и первых чудес. Магия неуправляема, и нельзя обучиться владеть ею не родившись ее частью – магом.
Курогане видел, как все больше хмурилось доселе непроницаемое для внешних раздражителей бледное лицо его спутника. Поморщился, когда замершие на хребте ногти царапнули, глубоко впиваясь в плоть, но следуя совету бога молчал, предоставляя товарищу самому разбираться с причиной его необъяснимого поведения пред ликом сомнительного божества.
По сути, повесть, лившаяся из уст старого недомерка для шиноби носила цену в грош, зато Фай, кажись, полностью увлекся процессом, позабыв убрать претендующую на роль обрубка конечность из неприкосновенных одежд воина, послушно внимавшего осквернявшей его слух тарабарщине.
- Представьте, - вел старик, деловито поглаживая бороду, - что это живое существо, живая сущность, способная распоряжаться собственной мощью, и сама решающая к кому быть благосклонной, а кого оставить без дара. И однажды, эта мощь решает собраться в одном комке, чтобы никто не смел покушаться на ее же свободу.
- Простите, - возглас вырвался сам, прежде чем Курогане захлопнул рот ладошкой. Отступать было поздновато, и видя, что бог одобрительно кивнул, толкнул короткую речь - мое представление несколько отличается от вашего. Насчет источника, и магии… А занимательный, попахивающий излишним пафосом рассказ, звучит неправдоподобно.
- Позвольте спросить чем? – не остался в долгу старик, - маги, чародеи, все, кто пользуется столь щедро преподнесенными им при рождении дарами, понятия не имеют, что на самом деле представляет собой эта сила. Мой Лес и есть та самая точка, место, откуда магия вытекает медленно, но безостановочно, распостраняясь по единой вселенной. Не измерениями, нет. Именно вселенной, воздвигнутой немыслимым взрывом, немыслимым создателем, тем, кого люди зовут Творцом, и чье существование отвергают вопреки вере в него.
- Парадокс? – японец мстительно сощурился, - вы описываете понятие, выходящие вон за рамки понимания, в частности моего.
- Парадокс не в том, что вы не в состоянии понять и оценить, - парировал бог, - а в том, что расходятся здесь не только понятия магии и ваша проницательность.
Колкость, пропитанная нескрываемым ядом сарказма, осталась без внимания. Бог бил ласково, забавляясь со строптивой игрушкой.
- Время Перемен, Вервольфова Седмица, Охотничья Доба – именования одного явления. Чем же не парадокс?Магия обитает везде, она вездесуща. Почему же не допустить, что однажды и у нее возникнут капризы?
Возражений не последовало. Хотя возразить ужасно хотелось. Но, не будучи сведущим в делах оных, Курогане предпочел злобно сверкнуть глазами, слушая довольное хихиканье старикашки.
- Видите ли, капризы эти весьма ограничены и непредсказуемы. И возникают реже рождения новых миров. Например, когда чье-то эгоистичное желание становится двигателем событий, с глобальностью которых посостязалось бы пришевствие Асмодея за Райские Врата или симпатия прекрасного эльфа к самке кальмара. Или же, когда кто-то вмешивается в ход времени, пытаясь исправить ошибки прошлого…
Фай вздрогнул. Рука, прилипшая к спине Курогане опала плетью. Пальцы конвульсивно скрючились. Красивое лицо вдруг осунулось, приобретая землистые оттенки. Слепой взгляд в никуда казался уставшим и безучасным.
Старик не намекал. Он просто говорил, однако шиноби уже знал, к чему тот клонит, и смутное осознание неумолимо тянуло к началу пережитых страхов, оживляя образы завершающей битвы у порога бытия, рядом с сердцем бездны под звучным именем «ничто».
- Лес, Источник, чувствителен к подобного рода отклонениям, но он не подчиняется времени. Поэтому сложно предугадать, какова реакция воплощения магии на грех против правил мироздания. Ведь магия еще и жизнь. А играть с жизнью чревато последствиями, сравнительно с коими, гибель измерений – всего лишь ничтожное наказание провинившегося ребенка за разбитую вазу. Лес способен принимать синхронию всех миров, погибших, рождающихся, зрелых. Для него нет ограничений, и именно поэтому Источник выглядит так… как выглядит – дитям Природы. Самое сложное всегда принимает облик простого. А я - хранитель этого безкрайнего Леса, ключник, следящий за потоком силы. Порой приостанавливающий поток, порой ускоряющий. А что же касается вашей беды… Здесь я должен упомянуть понятие, столь же абсурдное, как и причина вашего тут появления. Оно тебе не понравится воин – «ирония судьбы». Да-да. И не нужно так на меня смотреть. Иначе глаза еще больше покраснеют.
- Чего!? – Курогане поперхнулся, растеряв на мгновенье весь боевой пыл.
- У Леса не только капризы, он и сам капризен, и то, что вы – непосредственные виновники греха, исправившие ошибки, и, в некотором роде даже реабилитировашие нанесенный посторонним вмешательством ущерб, никак не влияет на происходящее сейчас. Вервольфова седмица – не пустая фраза. В ней есть смысл. Видите ли, - старик оперся о локти, подперев подбородок кулачками, - как я уже сказал: Лес синхронизирует со временем в любых мирах, поэтому для вас это действительно седмица, неделя, семь дней. Но только для вас. Для меня же, и первого волка, забредшего в Источник в первые дни она тянется довольно давно, и продолжит тянуться пока не заживут «раны» нанесенного вашими стараниями вмешательством в уже нарушенный поток бытия. Как хранитель, я могу помочь лишь немногим, поскольку Охотничья Доба делает меня уязвимым, лишая отведенных мне полномочий.
- Мы хотим найти мальчишку и средство нашего перемещения, - сообщил Курогане, давясь фразой про цвет глаз, - и ели вы в курсе дела, то должны знать и то, что происходящее нас не касается – свою цену за «грех» мы уплатили сполна. Покажите нам выход, и мы уйдем.
- Легко сказать, а выполнить сложно, - покачал головой старик, - сейчас я почти что смертен, вдобавок Лес вас не отпустит без уплаты, и жертву в качестве оной выбрал в самом начале. Волченок – идеальная цена, не правда ли?
- Чтоб тебя! – японец вскочил, исполнив красивый прыжок.
На сей раз маг был слишком медлителен, чтобы успеть помешать товарищу; серебряный клинок со свистом рассек воздух, касаясь холодом стали старечьего горла.
- Почти смертен, да?
- Не язви, пес, - бог привстал, словно специально напарываясь на острое лезвие, - я лишен сил не полностью, и у меня их хватит, дабы смести тебя одним дыханием. Правда в том, что ваше здесь появление нежелательно лично мне, а волка хватает и одного, иначе я бы не вел увеселительную беседу, а просто выбросил вас куда подальше. Проблема заключается в неспособности мною в данный момент исправить каприз Источника – магия прорвалась за плотину. Однако если вы заберете волченка до окончания Вервольфовой, возможно сумеете не только обуздать взбеленившийся поток, но и исправить брешь в «плотине».
Отведя приставленное к шее лезвие в сторону, старик полез за пазуху.
- Я дам подсказки, а результат оставляю на вашу смекалку и удачливость. Уж не взыщите.
Бог протягивал маленький шар, наполненный мутной алой жидкостью. Полупрозрачная поверхность сгибалась под напором пальцев, вновь возвращаясь в прежнее состояние, стоило им только разжаться.
- Это поможет отыскать мальчика, - засипел тот, передавая вещицу Курогане, - Лес принял двоих волков. Но вам нужен лишь один, а чтобы избежать встречи с лишним, понадобиться помощь самого Леса.
С опаской приняв дивный предмет, мужчина покосился на мага, как бы ожидая подсказки или хотя бы кивка. Без толку: тот не шевельнулся, держась подозрительно отстраненно. Словно медленно растворялся в бледном освещении хижины, вливаясь в наступавший мрак гаснувших свечей.
Сдержанно вздохнув, мечник поднес шар к лицу. Негаданный подарок, видимо, действительно угроз не представлял, ибо чувство тревоги, столь отчаянно воющее на уровне печени, на сей раз лишь недоуменно сопело где-то в глубинах курогановского сознания, предоставив воину самому разбираться с очередной головоломкой.
- Это – моя кровь, - сухо пояснил старик, - и не удивляйся витязь, - бросил он на недоверчиво вздернувшиеся брови, - даже у богов имеется оная. Первого волка она отпугнет, так что стычек можете не опасаться. Зато упростит поиски волченка.
- Как нам его искать, коли Лес без конца и края? – фыркнул Курогане, пряча шар в складках плаща, - тем более зная, что не лес это вовсе.
- Следуйте за луной, не сворачивая, - радушно оповестил бог, указав в небо, на жемчужное сияние изменчивого пятачка. – Держитесь подальше от болот. Пары, поднимающиеся над поверхностью, глушат эманации моей крови. И уж поверьте – сталкиваться с кем-то, кроме волченка, я бы не советовал. Ибо пока в действии Время Перемен, я бессилен против всего, что не касается моих прямых обязанностей.
Не успел Курогане проникнуться глубиной сказанной фразы, старик уже отворял дверь, красноречиво указывая на выход. На миг замешкавшись, мечник схватил стоявшего столбом мага повыше локтя, и поторопился покинуть приветившую их обитель. Ступая за порог, от внимательных глаз японца не укрылась та самая улыбка, озарявшая старческую физиономию пару минут назад, заставляя заподозрить неладное. И хотя интуиция предательски мочала, читать по лицам мечник не разучился, будь то бог или дьявол собственной персоной. ТАК улыбаються лишь замыслившие недоброе, настолько недоброе, что самомнение попросту не позволяет показному равнодушию портить картину всеобщего злорадства, и прятать откровенную ложь за искусно сработанными масками. Как когда-то делал маг. Его, конечно, оправдывало отсувствие злорадства и зла в целом, но те, кто затеял именно зло, а не таил скорбное детство и иже выплывающее, шансы обвести вокруг пальца бдительного ниндзя теряли еще в зародыше. Впрочем, хотел ли хозяин хижины взаправду помочь сбившимся с пути путешественникам, или же старался их с этого самого пути сбить, для Курогане оставалось открытым вопросом. Приходилось признавать, что поиски ответа зашли в тупик.
А вывод, между делом, напрашивался сам собой: если мечнику кто-то не нравился с первого взгляда – значит не зря; старик доверия внушал ровно столько, сколько демоны Сувы, сожравшие тело его отца. Причем еще до картинного появления в чаще. Иначе бы маг не принял поспешных мер безопасности, стараясь поставить товарищу защиту при любом удобном случае. Не пытался бы донести только понятными им словами некую информацию, которую японец не полностью понимал, однако догадывался о сути брошенного шепотом обрывка фразы. И уж явно бы не использовал так ненавистную тому мыслеречь – вторжению в сознание посредством все той же магии, как и вторжению в личное пространство и череды недвусмысленных прикосновений. Не просто предупреждение – нечто больше, чем поведал старик, и не факт, что поведал правду.
Курогане раздраженно фыркнул; благословенны неведующие, да? Для него неведение мучительно оборачивалось проклятьем, а придурошный маг – косвенный виновник происходящего, не проронил ни звука с момента разговора с богом, пьяно тащась за тянувшим его воином. Воин же убеждал себя воздерживаться от резкости в выражениях, поставив перед собой цель отыскать мальчишку и белую тварь, кою во всеуслышание и стоило называть прямой, в отличии от чародея, виновницей их нелегкой участи внеплановых прогулок под луной.
Шагая размашисто, почти бегом, мужчина на ходу, с особой тщательностью, резал кору встречных деревьев, отмечая пройденный маршрут. Прислушивался к ощущению слабого тепла, исходящего от спрятанного в складках одежды шара. Шар покорно возлежал в кармане, пульсируя изменчивой поверхностью, имитировал биение сердца, отдавая тихими стуками в такт торопливым шагам, и почему-то пах бузиной.
Какое-то время они шли молча. Курогане сосредоточенно работал мечем, маг – устало пялился вперед, позволяя могучей руке грубо тащить себя и дальше. По прошевствии часа безрезультатных скитаний под перламутровым святилом, ниндзя вспомнил о балласте, якорем волочившегося следом, глумливо соизволяя не отстать и не потеряться в темноте. Решительно притормозив, воин ослабил хватку, спрятав верную катану в ножнах и выжидающе уставился на волшебника, рассеянно врезавшегося в широкую грудь, и, кажется, не совсем понимающего, что явилось преградой пред его бледным носом. Дабы не мешкать попусту, японец, по хозяйски, опустил ладони на узкие плечи, не без удовольствия встряхнув охнувшего от неожиданности товарища. Полученный стон доказывал - маг в сознании, из роли не выпал, вселяя надежду на скорое завершение и без того затянувшегося приключения.
- Голос прорезался – уже прогресс, - удовлетворенно констатировал Курогане, отпуская скривившегося от боли волшебника, и едва не отскочил, когда тот, вместо насмешливой реплики, стремительно подался вперед, проникая под одежду и жадно что-то нашаривая.
Предметом острой потребности Фая зарыться в одеяния японца, без напрасных сомнений, оказался вышеупомянутый шар, ловко выуженный из внутреннего кармана, и зажатый между аристократически правильных пальчиков. Но и добыв искомое, маг не успокоился, продолжив обыскивать торс мужчины, противно похрипывая. Облизнулся.
Шиноби, видимо, опешив от подобной перемены, впал в короткий ступор, кое как стерпев вторжение чужих рук на территорию собственного тела, и должного сопротивления не оказал. Когда же маг прошелся указательными пальцами обоих рук по ключице, линии шеи и челюсти, а затем буквально вжался в мечника, как в первый раз по прибытии в этот… мда… мир, бормоча нечленораздельные обрывки заклинаний (куда же без них?), Курогане не выдержал. К чему, собственно, заклинания были обращены, выяснить мечнику не улыбалось. Не собираясь внимать, по его мнению, бреду сумасшедшего, он расцепил объятия, от всей души врезав магу под дых. Отрываясь и за Мокону, и за пропавшего пацана, и за себя любимого. Иначе вправить мозги неадекватно отреагировавшего на вынужденную остановку мага он не умел - уговорами здесь бы не обошлось. Кулак угодил точно в солнечное сплетение, напоровшись на предшевствующий удару булькающий звук и толщину ткани. Раздался всхлип. Согнувшись дугой, чародей отлетел на полметра, распластавшись на земле безформенной массой. Руки заметались в стороны, голова запрокинулась. Из горла вырвался кашель. Зато туманный взгляд чародея прояснился, а глаза осуждающе уставились на склонившегося над ним Курогане.
Фай судорожно зглотнул, дергано озираясь.
- Полегчало? – вопросил мечник, но маг порывисто вцепился в широкий ворот куртки того, рывком притянув к себе..
- Держи меня! – громко, почти крича.
- Не понял? - получив подсечку, Курогане рухнул всем весом на лежащего средь помятой травы чародея, цветасто ругаясь.
- Делай что хочешь, но не давай мне подняться! - зашипел Фай в самое ухо, - что бы ни случилось, и что бы я ни вытворял - удерживай меня под собой! Сожми мои запястья, придави. Короче: все что можешь. Не позволяй мне шевелиться!
Переспросить Курагане не успел: Фай выгнулся, поднимая тяжелого товарища, тут же обмяк заходясь стонами. Реагировать пришлось немедленно. По полученному совету – пальцы сомкнуть на тонких запястьях, грудью вдавить грудь мага, прижаться к горящей щеке, намертво сцепив зубы, чтобы вновь не заматериться.
Секундой позже стоны надломились. Волшебник на момент затих, тяжело дыша, а воин не мог понять чье сердце так отчаянно колотится об грудную клетку. Похоже все-таки не его…
Фай глубоко вздохнул, раскрывая рот; ощутив движение челюсти, Курогане поднял глаза. Наблюдаемое зрелище не обрадовало – белоснежные зубы, как и язык, окрашены алым. Видимо белокурое недоразумение прокусило внутреннюю сторону щеки, и давилось собственной кровью.
Ноги конвульсивно задергались. Мечнику пришлось прижимать мага бедрами, чувствуя странную вибрацию дергающегося тела, словно грунт под ними сотрясало слабыми толчками землетрясения. А еще Курогане ощутил то, чего меньше всего ощущать хотелось даже во сне. Даже в дурном кошмаре или в хмельном бреду – возбуждение. Сначала легкое, потом быстро нарастающее. Маг извивался под ним, вырывался, всхлипывая практически навзрыд, и конечно же терся там, где не следовало, пускай в его состоянии думать о последствиях было затруднительно. Ниндзя едва не взвыл от ярости. Натренированное тело отказывалось подчиняться увещеваниям рассудка, стоически бунтуя. Что не особо удивляло; предавшийся бесконечному путешествию японец не помнил, когда в последний раз был с женщиной, за что теперь жестоко расплачивался. Причем обвинять товарища он не имел права по причине абсолютной невиновности оного относительно вдруг возникших потребностей мечника. Рыча от досады, мужчина крепче стискивал дрожащие запястья, проклиная все на свете, включая давшее слабину тело.
- Ты мне за это ответишь! Ох, как ответишь!
Сколько они так пролежали, Курогане не знал. Не знал почему это все начинает его порядком бесить, и почему дрожь мага передается ему втройне. Хотя нет – знал, но держал догадки при себе наглухо заперев за литой дверью в глубине сознания, а ключ забросил подальше. Стало невыносимо жарко, по спине стаями бегали мурашки, шею и лицо заливали капельки пота, сруясь по щекам и капая с подбородка.
Застань их в таком положении Шаоран, пришлось бы долго лечить мальчика в ближайшем же мире у ближайшего зельевара, или лучше попросить Фая наложить заклинание забвения. Ибо оправдываться перед подростком, объясняя трагикомичность ситуации воину не особо хотелось, потому как Шаоран был склонен делать выводы сам, и редко изменял мнение насчет увиденного.
Погасив бушевавший в паху огонь мыслями, далекими от прекрасного, японец уже обдумывал все прелести скорой расплаты за поруганную гордость, как ощутил на себе испуганный взгляд.
- Не поверишь чего со мной было! – радостно возвестил маг и тут же скривился. Вероятно, болела прокушенная щека.
- Поверю, - успокоил мечник, медленно поднимаясь. Он порядком взмок, рубаха липла к коже, волосы ко лбу, на лице читалось желание растерзать любого, кто с ним сейчас заговорит. Маг к данной категории видимо не относившийся, плавно скользнул по влажным черным волосам, и уперся лбом в курогановский подбородок.
- Полежи так со мной, - почти умоляюще.
- Ну, уж нет! – взорвался ниндзя, рывком ставя мага на ноги, - с меня и одного раза хватило. Поэтому, я жду объяснений и не потерплю отмазок, даже если придется ответ вытягивать из тебя клешнями.
- Не придется, Куро-сама, - улыбка, обреченная такая, - здесь нечего объяснять – я просто не знаю. Я смог почувствовать приближение приступа, дать же этому описание, хоть что-либо обнадеживающее я не только не способен, но и не совсем в состоянии.
Пауза.
- Это из-за шара?
Подарок все еще покоился на маговской ладони, сжатый, как переспелый фрукт.
Проследив взгляд Курогане, Фай покачал головой.
- Нет… Кровь ни при чем. Кто-то зовет меня, и этот зов… пробуждает…пробуждает мою силу. Не магическую, нет. Ту силу, которой я боюсь, и которая мне не знакома.
- И из-за этой силы ты сходишь с ума, ведешь себя хуже полоумного…,- мужчина запнулся, - погоди, ты сказал «боишься»?
- Ты удивлен, что я испытываю страх перед неизвестным? – скептически выгнутая бровь.
- Брось, подобная мимика тебе не идет.
- Куро-сама… Я боюсь, что не сумев обуздать, приучить ее, я могу навредить тебе, Шаорану, всем.
- И давно это происходит?
- С первых секунд появления во владениях нашего нового знакомого.
Более Фай не сказал ни слова. Отстранившись, и обойдя мечника, сделал несколько шагов. Шар беззвучно выпал из разжавшейся ладони, с мягким хрустом упав на землю. А следом, сперва пошатнувшись, а затем нечленораздельно взбулькнув повалится Фай.
Курогане, стоявший к нему спиной, отреагировал не сразу. Не сразу понял, что что-то не так. Слыша позади шаги мага, он слишком отвлекся, поглощенный услышанным, и смешанным чувством стыда, прежде чем обернуться на изданный Фаем звук.
Он падал медленно, достаточно медленно, чтобы вовремя схватить, но за ту секунду, что разделила молниеносную реакцию Курогане и падение, все внутри воина похолодело, а чужой, незнакомый голос пронзил слух предупреждающим воплем.
- МАГ!!!
Бета: Аш Малкавиан а.к.а. Маммон(Глава 1), Elain Eir(Глава 2)
Автор: Tsuiraku Yuki
Фэндом: Tsubasa RC
Пейринг/Персонажи: Курогане, Фай, Шаоран, Мокона...
Жанр: gen
Рэйтинг: G
Дисклэймер: мир и персонажи принадлежат не мне
От автора: выставляю 3ю главу на свой страх и риск, поскольку бета моя куда-то подевалась, поэтому сильно за ошибки не ругайте)
Глава 1www.diary.ru/~tsubasa-rc/p96639068.htm
Глава 2www.diary.ru/~tsubasa-rc/p108241865.htm
Глава 3- Маг!! - Курогане не успел.
Вернее, успел подхватить бесчувственное тело у самой земли, ухватившись за многострадальный ворот, прежде чем пошатнувшийся, а затем начавший оседать мужчина не уткнулся лицом в сырую траву.
Маг молчал.
- Чертов придурок, эй!!! - рывком перевернув того на спину, воин вцепился в тонкое запястье, пытаясь нащупать пульс.
Пульс был, но едва ощутимый, словно жизнь мучительно медленно покидала безвольное тело, прозрачным дымком струясь к черному небу.
Чертыхаясь на чем свет стоит, Курогане с силой потянул мокрую от липкого пота рубаху, разрывая податливую ткань на лоскуты. Дрожащие ладони скользнули по пока еще теплой коже. Воин припал ухом к бледной груди, отчаянно вслушиваясь в тихий стук сердца.
Один удар, два удара... четыре. Тишина...
- МАГ!!!
Скрестив руки на груди, Курогане косился на суетившегося возле стола товарища, помогавшего старикашке хлопотать с угощениями. Собственно, не столько помогал, сколько расставлял; еда на тарелях появлялась сама собой, Фай лишь передвигал ее, дабы вместилась на куске дерева, отдаленно напоминавшего прикрытый рваной скатертью стол.
Жареные карасики, соленья, тушеная картошечка, присыпанная свежей петрушкой, душистый хлеб и много фруктов. Спелая ягода аппетитно алела среди лиловых гроздьев винограда, по соседству в глиняной чаше щедро громоздились горсти орехов. Из кувшина веяло сладким вином; маг успел разлить каждому в медный кубок, и смело потягивал свою порцию блаженно щурясь.
Удивляться фокусам с возникавшей из ниоткуда снедью мечник не стал из принципа. И из-за привычки. Все же не первый день проводил в компании белокурого недоразумения, носившего титул «маг» отнюдь не за дешевую демонстрацию уличных трюков, а за определенные и вполне оправданные заслуги. Да и пацан, с недавних пор бравший у чародея уроки, лихо догонял наставника; года скитаний по мирам с избытком хватило извести всю способность Курогане чему-либо удивляться вообще. К прочему, в данный момент воина щекотали более занимательные мысли - касательно нового мира в целом, - чем урчащий желудок, поэтому отвлекаться на что-то еще он был попросту не в состоянии.
В животе неприятно ныло - да. Однако, упрямо поджимая губы, прикасаться к яствам мужчина отказывался. Зато вышеупомянутое недоразумение дармовым харчем не брезговало, поминутно пытаясь запихнуть кусочек-другой в рот несговорчивому спутнику. Тщетно.
Спутник старался не сводить глаз со старика, удобно примостившегося на табурете напротив поглощавшего запасы гостинцев Фая, а терзавшие его вопросы так и норовили слететь с языка прежде времени.
Не сейчас, слишком рано, повторял себе Курогане, огрызаясь на назойливые уговоры.
Ночь смыкалась над лесом темным полотном, оставляя крохотный, прятавшийся за макушками елей, пятачок луны.
Не сказать, что японец видел столь же хорошо ночью, как и днем, но пользуясь внутренним зрением, сумел заметить подвох, о котором пока молчал.
Старик с гномьей образиной вел их не долго. Самурай едва собрался делать пометки на ближайшем дереве, как перед ним и магом уже вырастал небольшой ветхий домик с единственным окошком. Бледный манящий свет одинокой свечи ласково поприветствовал путников скромным уютом.
Однако стоило проскользнуть внутрь - вспыхнул несколькими десятками подобных свечей, бойко отгоняющих мрак.
Старик вежливо поклонился, прежде чем войти, и, соблюдая законы гостеприимства, указал протянутой рукой ладонью вверх на крохотные ступени, ведущие с порога к дверному проёму. Куда, впрочем, заходить Курогане не торопился, собираясь не позволить сделать тоже самое и рванувшему было вперед чародею. Увы: стальной хватке достался заблаговременно отстегнутый плащ, а его обладатель уже весело щебеча со стариком, исчезал в чужом доме, оставив воина искриться негодованием. Низкое шипение в удаляющиеся спины засвидетельствовало закипающую в котле терпения ярость.
Зажатая в кулаке деталь гардероба волшебника участливо шелестела при полном безветрии.
То, что сказал ему маг тогда... Как же это...
Слова накрепко засели в черноволосой голове.
"Я позволю тебе жить": вот что шепнули мечнику на ухо, прежде чем следовать за старым гномом.
Но это могло означать и "Я позволю тебе защищать" или же "Мы будем защищены" - одно из трех, поскольку произнес маг проклятую фразу на языке ниндзя и на собственном - языке Целес.
Последним воин владел паршивенько, так же, как и Фай японским, что весьма усложняло ситуацию...
Потоптавшись снаружи, мечник все же соизволил последовать примеру товарища, и теперь сидя за столом с видом свергнутого с престола правителя усердно приказывал желудку прекратить бунт. Желудок подчинялся, выражая недовольство недвусмысленными звуками. Компенсации ради, плащ волшебника, с легким шлепком, был уложен на скамью, под пятую точку воина, нарочито на него взгромоздившегося и мстительно на нем поерзавшего.
- Отведай, витязь, - тряхнул бороденкой гном, выуживая очередную тарель. На тарели дымился запеченый в яблоках кролик.
«Провокатор».
- Да нет, - буркнул витязь, стойко отворачиваясь, - я не голоден...
- Ладно тебе, Куро-няу, - ворковал маг уже нарезая ароматное мясо щедрыми кусками и накладывая мечнику порцию побольше, - не отравишься...
- Я бы засомневался, - широкие ладони грубо саданули о хрупкую поверхность предполагаемого стола. Часть блюд с завидным звоном сползла к самому краю, предостерегающе накоренившись. Судя по сузившимся глазам, Курогане разозлился не на шутку. И имел полнейшее право разнести чертову избу в щепки, предварительно изрубив в капусту всех тут находящихся, в том числе и свое веселившееся несчастье.
- Вы, - японец непочтительно ткнул укушенным пальцем в старика, - обещали дать ответы и помочь вернуть мальчишку, а вместо обещанного заговариваете зубы.
- Нет-нет, молодец, - нахмурился дедок, убирая посуду от опасной близости к полу, - я вам как раз-таки помогаю, ибо дельце предстоит пыльное. А с пустым брюхом выступать в темный лес, в Охотничью Добу, равносильно прыжку в мутную реку без глотка воздуха.
Курогане замолчал, подавившись словами; дедок нравился ему все меньше и меньше. Нет! Он ему определенно не нравился, и не потому что солгал. О, да! Именно солгал. Искусно так. В его елейных глазках ложь читалась ясно. А уж ее, родимую, воин различил бы в каждом, кто говорил бы неправду; чай не вчера завел дружбу с отъявленным лжецом и лицемером. Вернее... возможно УЖЕ не лжецом... однако...
- Будь по-твоему, маг, - обозлено рявкнул мечник, - но прежде пусть вот он, - повторный тычек в обозначенную персону, - объяснит ВСЕ. Иначе я пойду искать и булку, и пацана сам.
-А еще, - мужчина медленно наклонился в упор глядя на старика, - пусть объяснит откуда это, - тычек в ломящийся от снеди стол.
- Что тебя смущает, витязь? - насупился старик, пощипывая край сюртука.
- Помниться, кто-то упоминал, что лес пуст, стало быть, ни дичи, ни… - многозначительный взгляд на уминаемого Фаем кролика, - здесь быть не должно. К прочему, лес - хвойный, ни о каких фруктах, тем более столь экзотических, не может быть и речи, а орехи здесь явно не сосновых шишек... Да и полей с корнеплодами я здесь чего-то не заметил.
- Твоя наблюдательность делает тебе честь, воин, - глубокомысленно изрек гном оскалбившись, - смотри не переусердствуй. Я так же упоминал, что я - бог, и некие, гм, чудеса мне подвластны.
- Не знал, что боги нуждаются в пище, - сострил Курогане.
- Смотря какие, - в тон ответил старик, - яства, что ты видишь перед собой - настоящие, и твой товарищ это подтвердил. А что касается меня - даже боги иногда любят отринуть нетленную оболочку, дабы вкусить хоть каких-то радостей.
- Он не только божество, Куро-мю, - вмешался Фай, придвигаясь ближе, - он страж этого, хм...
- Мира? - перебил старик, - а вот теперь не лукавь, маг. Ты и сам понял, что это за место, верно?
- Я предположил, а не утверждал, - улыбнулся тот, подсаживаясь к шиноби вплотную и незаметно забираясь под складки одежды за спиной, - к тому же, противостоять богу мне не под силу, а спорить без надобности прерогатива Куро, а не моя.
Смутно уловив намек, Курогане вздрогнул от неожиданных манипуляций, напрягаясь каждым мускулом - вторжение прикосновений на территорию его тела очень мешало сосредоточиться.
Маг сидел достаточно тесно прижимаясь к рельефному плечу, не опасаясь, что старик заметит, и нес какую-то чушь, отвлекая внимание. Получалось нелепо, хотя гном, кажется, ничего не заметил, оживленно продолжая беседу. Курогане же замер, боясь пошевелиться, и пытался понять, что именно хочет донести до него сей блондинистый извращенец; пальцы скользили по позвоночнику, нырнули ниже оттягивая пояс штанов, едва ли не касаясь копчика, затем вновь пробежались вверх, плавно лаская кожу... Воину в какой-то момент захотелось вывернуть и переломать эти наглые пальцы, но потом он сподобился уразуметь, что делает Фай, рискуя быть покалеченным - рисует. Рисует невидимые руны.
Он уже видел, как тот вырисовывал нечто схожее от нечего делать на песке или обрывке бумаги во время привалов, поэтому различить именно защитные руны не составило труда. Иногда, в мирах, где нет ничего кроме войн и катастроф, когда нет времени на сон и отдых, а жизни ежеминутно грозит опасность, Фай создавал барьеры, используя диковинные символы, поддерживаемые заклинаниями. Часто рисунки возникали прямо в воздухе, сияя и сверкая серебром, порой маг ограничивался рисунками, начерченными на земле куском острого камня или палкой, или - одним прикосновением отдавал защиту и воину и мальчишке, что случалось реже всего. Только и исключительно, когда обстановка, накаленная до предела, мешала концентрировать волшебство в выбранной точке. К счастью подобное происходило всего четырежды, и если бы не созданная защита, ни Курогане, ни Шаоран никогда бы не дожили до следующего прыжка.
Сейчас же, под воздействием чутких горячих пальцев, исследующих смуглую кожу, воин ощущал что угодно, только не отвращение, которое ожидал почувствовать прежде всего. Ведь в его правильном, полном железных принципов мировоззрении понятия отношений между мужчинами не переступало тех стереотипов дружбы, построенных моралью и устоями его собственной родины. Устаревшими устоями, тень коих намертво обосновалась в душе мечника. Тем не менее, остальное, выходящее за воздвигнутые им рамки «правильности» подлежало презрению, отторжению и закрывалось решеткой непробиваемых прутьев под неблагозвучным именованием «грязь».
Сложно отметить, насколько изменило это его мировоззрение знакомство с Фаем, и почему на объятия и руки светловолосого мага Курогане реагировал без должного сопротивления, за исключением словесной перебранки. Возможно, ответа японец не знал и сам, как не знал, почему вместо беспощадной реакции на выкидоны другого мужчины смиренно замирал, изредка проявляя вялые попытки вырваться.
Со временем изменились и прикосновения…
Не сказать, что маг избегал касаться шиноби без надобности, просто делал это гораздо реже, с неохотой и скорее рефлекторно. После начала нового путешествия прежние замашки вроде обязательных ежедневных объятий, хлопков по макушке, надругательствами над курогановской прической отбыли за стену блеклого отчуждения и пресекались на корню самим магом. Бывало, прошлое порой лениво выползало из вечного сна, выливаясь в случайных, порывистых, неуклюжих прикосновениях, таких как машиниальное поглаживание предплечья, теплой ладони на сгибе локтя, и завершались виноватой улыбкой. Мужчина давно смирился с отрешенным поведением друга, списывая все на что угодно, лишь бы не разрывать истончившиеся нити той связи, что с таким трудом удалось восстановить после Кислотного Токио и Инфинити. Ему никогда бы не пришло на ум, что эти прикосновения несут более интимный характер.
Вопреки скулившим отголоскам разума на задворках сознания и прикушенной губы, Курогане чувствовал приятный холодок и ощущение защищенности, тепло и нежность, совсем как тогда, в лесу, под тихий шепот и кольцо хрупких рук вокруг своей шеи.
- Ну, так как, витязь, отведаешь? – хриплый старческий голос вывел мечника из пут воспоминаний…
Фразу, он, естественно, прослушал.
- Ешь! – шепнул маг, толкая локтем под ребра, - ешь – так надо.
Видимо, наговорившись вдоволь с волшебником, странный старец утратил былой интерес, решив переключиться на более угрюмого и хмурого собеседника. Манипуляций мага, он, к счастью, не просек, поэтому странник, сдвинув брови и проклиная ухмылявшегося товарища, принялся за еду, с трудом проглатывая практически нежеваные куски.
Вкуса угощений, ниндзя не чувствовал, стараясь поскорее покончить с трапезой.
- Я сыт, - процедил он, одолев заботливо пополняемую Фаем тарелку, - теперь жду обещанных ответов… сударь..
- А я тебе, молодец, ничего такого не обещал, - расплылся улыбкой бог, - однако, раз вы любезно приняли приглашение одинокого старца, я с удовольствием отвечу, и более того – помогу обмануть Лес.
С последними словами, старик хлопнул в ладоши. Яства исчезли.
- Что ж, витязь, пора и слово молвить, - гном положил на стол сухие руки, и, выдержав паузу, заговорил уже совсем по другому, располагая на долгую беседу, - Но боюсь, то, что я скажу, вам обоим не понравиться. Особенно не понравиться это тебе, пес, как человеку, не сведущему в магии, и – магию презирающему.
- Да как ты… - самолюбие, и без того уязвленное толкало к опрометчивым действиям. Курогане рванулся вперед, с целью приставить клинок к горлу старика и без лишних замешательств полоснуть лезвием, чтобы так и повалился на пол с брызжущим фонтаном крови из сечной раны. К счастью маг, будучи на чеку, намертво вцепился товарищу в предплечье, силой усадив обратно.
Старик даже не моргнул.
- Ничего личного, воин. Попридержи свой пыл до поры, - он более не улыбался, хотя глаза, по кошачьи сощуренные, смеялись. Зло смеялись, с примесью ехидства, надменно. – Вникать в детали предоставь магу, а сам просто слушай.
Подавив бурлящее смолой недовольство, мужчина предостерегающе зарычал, тиская вспотевшими ладонями рукоять Гинрю. Успокоился, во всяком случае, внешне.
- Видите ли, - повел старик, - это, как справедливо заметил, маг, не совсем мир. Это источник, вместилище, вакуум или же сосуд. Сосуд для магии, для ВСЕЙ магии ВСЕХ измерений, это ее Первоисточник. – Он усмехнулся, посмотрев на Фая сквозь полуприкрытые веки, потрескавшиеся губы приоткрылись, демонстрируя два ряда памятных Курогане зубов, - А теперь представьте себе мощь, ни с чем несравнимую. Которую нельзя подчинить или покорить, все равно, что желание, которое нельзя обуздать. Однако, держать такую мощь взаперти можно лишь до поры до времени, ведь чем дольше сдерживать реку плотиной, тем сильнее и яростнее будет ее поток дай барьер трещину, - старик замолчал, вытаскивая из-за пазухи плод персика. Сдавил в кулаке.
Сладкий сок брызнул, испачкав деревянную поверхность стола мякотью и полупрозрачными каплями. Старец ухмыльнулся, раскрыв ладонь, где по идее, должна была остаться лежать косточка, однако ладонь оказалась пуста, и сжав кулак вновь, тот молча убрал руку, спрятав в складках одежды.
- Такое бывает, если магию пытаться заточить – тот же поток, брызжущий и сметающий все на своем пути. Но и без контроля такую мощь оставлять нельзя. Возникает вопрос – что же делать? И я вам отвечу – ничего, магия сама найдет выход, если не вмешиваться, и даже не пытаться понять. Потому как магия была всегда и везде с момента зарождения жизни, с момента рождения миров и первых звезд. Первых заклинателей и первых чудес. Магия неуправляема, и нельзя обучиться владеть ею не родившись ее частью – магом.
Курогане видел, как все больше хмурилось доселе непроницаемое для внешних раздражителей бледное лицо его спутника. Поморщился, когда замершие на хребте ногти царапнули, глубоко впиваясь в плоть, но следуя совету бога молчал, предоставляя товарищу самому разбираться с причиной его необъяснимого поведения пред ликом сомнительного божества.
По сути, повесть, лившаяся из уст старого недомерка для шиноби носила цену в грош, зато Фай, кажись, полностью увлекся процессом, позабыв убрать претендующую на роль обрубка конечность из неприкосновенных одежд воина, послушно внимавшего осквернявшей его слух тарабарщине.
- Представьте, - вел старик, деловито поглаживая бороду, - что это живое существо, живая сущность, способная распоряжаться собственной мощью, и сама решающая к кому быть благосклонной, а кого оставить без дара. И однажды, эта мощь решает собраться в одном комке, чтобы никто не смел покушаться на ее же свободу.
- Простите, - возглас вырвался сам, прежде чем Курогане захлопнул рот ладошкой. Отступать было поздновато, и видя, что бог одобрительно кивнул, толкнул короткую речь - мое представление несколько отличается от вашего. Насчет источника, и магии… А занимательный, попахивающий излишним пафосом рассказ, звучит неправдоподобно.
- Позвольте спросить чем? – не остался в долгу старик, - маги, чародеи, все, кто пользуется столь щедро преподнесенными им при рождении дарами, понятия не имеют, что на самом деле представляет собой эта сила. Мой Лес и есть та самая точка, место, откуда магия вытекает медленно, но безостановочно, распостраняясь по единой вселенной. Не измерениями, нет. Именно вселенной, воздвигнутой немыслимым взрывом, немыслимым создателем, тем, кого люди зовут Творцом, и чье существование отвергают вопреки вере в него.
- Парадокс? – японец мстительно сощурился, - вы описываете понятие, выходящие вон за рамки понимания, в частности моего.
- Парадокс не в том, что вы не в состоянии понять и оценить, - парировал бог, - а в том, что расходятся здесь не только понятия магии и ваша проницательность.
Колкость, пропитанная нескрываемым ядом сарказма, осталась без внимания. Бог бил ласково, забавляясь со строптивой игрушкой.
- Время Перемен, Вервольфова Седмица, Охотничья Доба – именования одного явления. Чем же не парадокс?Магия обитает везде, она вездесуща. Почему же не допустить, что однажды и у нее возникнут капризы?
Возражений не последовало. Хотя возразить ужасно хотелось. Но, не будучи сведущим в делах оных, Курогане предпочел злобно сверкнуть глазами, слушая довольное хихиканье старикашки.
- Видите ли, капризы эти весьма ограничены и непредсказуемы. И возникают реже рождения новых миров. Например, когда чье-то эгоистичное желание становится двигателем событий, с глобальностью которых посостязалось бы пришевствие Асмодея за Райские Врата или симпатия прекрасного эльфа к самке кальмара. Или же, когда кто-то вмешивается в ход времени, пытаясь исправить ошибки прошлого…
Фай вздрогнул. Рука, прилипшая к спине Курогане опала плетью. Пальцы конвульсивно скрючились. Красивое лицо вдруг осунулось, приобретая землистые оттенки. Слепой взгляд в никуда казался уставшим и безучасным.
Старик не намекал. Он просто говорил, однако шиноби уже знал, к чему тот клонит, и смутное осознание неумолимо тянуло к началу пережитых страхов, оживляя образы завершающей битвы у порога бытия, рядом с сердцем бездны под звучным именем «ничто».
- Лес, Источник, чувствителен к подобного рода отклонениям, но он не подчиняется времени. Поэтому сложно предугадать, какова реакция воплощения магии на грех против правил мироздания. Ведь магия еще и жизнь. А играть с жизнью чревато последствиями, сравнительно с коими, гибель измерений – всего лишь ничтожное наказание провинившегося ребенка за разбитую вазу. Лес способен принимать синхронию всех миров, погибших, рождающихся, зрелых. Для него нет ограничений, и именно поэтому Источник выглядит так… как выглядит – дитям Природы. Самое сложное всегда принимает облик простого. А я - хранитель этого безкрайнего Леса, ключник, следящий за потоком силы. Порой приостанавливающий поток, порой ускоряющий. А что же касается вашей беды… Здесь я должен упомянуть понятие, столь же абсурдное, как и причина вашего тут появления. Оно тебе не понравится воин – «ирония судьбы». Да-да. И не нужно так на меня смотреть. Иначе глаза еще больше покраснеют.
- Чего!? – Курогане поперхнулся, растеряв на мгновенье весь боевой пыл.
- У Леса не только капризы, он и сам капризен, и то, что вы – непосредственные виновники греха, исправившие ошибки, и, в некотором роде даже реабилитировашие нанесенный посторонним вмешательством ущерб, никак не влияет на происходящее сейчас. Вервольфова седмица – не пустая фраза. В ней есть смысл. Видите ли, - старик оперся о локти, подперев подбородок кулачками, - как я уже сказал: Лес синхронизирует со временем в любых мирах, поэтому для вас это действительно седмица, неделя, семь дней. Но только для вас. Для меня же, и первого волка, забредшего в Источник в первые дни она тянется довольно давно, и продолжит тянуться пока не заживут «раны» нанесенного вашими стараниями вмешательством в уже нарушенный поток бытия. Как хранитель, я могу помочь лишь немногим, поскольку Охотничья Доба делает меня уязвимым, лишая отведенных мне полномочий.
- Мы хотим найти мальчишку и средство нашего перемещения, - сообщил Курогане, давясь фразой про цвет глаз, - и ели вы в курсе дела, то должны знать и то, что происходящее нас не касается – свою цену за «грех» мы уплатили сполна. Покажите нам выход, и мы уйдем.
- Легко сказать, а выполнить сложно, - покачал головой старик, - сейчас я почти что смертен, вдобавок Лес вас не отпустит без уплаты, и жертву в качестве оной выбрал в самом начале. Волченок – идеальная цена, не правда ли?
- Чтоб тебя! – японец вскочил, исполнив красивый прыжок.
На сей раз маг был слишком медлителен, чтобы успеть помешать товарищу; серебряный клинок со свистом рассек воздух, касаясь холодом стали старечьего горла.
- Почти смертен, да?
- Не язви, пес, - бог привстал, словно специально напарываясь на острое лезвие, - я лишен сил не полностью, и у меня их хватит, дабы смести тебя одним дыханием. Правда в том, что ваше здесь появление нежелательно лично мне, а волка хватает и одного, иначе я бы не вел увеселительную беседу, а просто выбросил вас куда подальше. Проблема заключается в неспособности мною в данный момент исправить каприз Источника – магия прорвалась за плотину. Однако если вы заберете волченка до окончания Вервольфовой, возможно сумеете не только обуздать взбеленившийся поток, но и исправить брешь в «плотине».
Отведя приставленное к шее лезвие в сторону, старик полез за пазуху.
- Я дам подсказки, а результат оставляю на вашу смекалку и удачливость. Уж не взыщите.
Бог протягивал маленький шар, наполненный мутной алой жидкостью. Полупрозрачная поверхность сгибалась под напором пальцев, вновь возвращаясь в прежнее состояние, стоило им только разжаться.
- Это поможет отыскать мальчика, - засипел тот, передавая вещицу Курогане, - Лес принял двоих волков. Но вам нужен лишь один, а чтобы избежать встречи с лишним, понадобиться помощь самого Леса.
С опаской приняв дивный предмет, мужчина покосился на мага, как бы ожидая подсказки или хотя бы кивка. Без толку: тот не шевельнулся, держась подозрительно отстраненно. Словно медленно растворялся в бледном освещении хижины, вливаясь в наступавший мрак гаснувших свечей.
Сдержанно вздохнув, мечник поднес шар к лицу. Негаданный подарок, видимо, действительно угроз не представлял, ибо чувство тревоги, столь отчаянно воющее на уровне печени, на сей раз лишь недоуменно сопело где-то в глубинах курогановского сознания, предоставив воину самому разбираться с очередной головоломкой.
- Это – моя кровь, - сухо пояснил старик, - и не удивляйся витязь, - бросил он на недоверчиво вздернувшиеся брови, - даже у богов имеется оная. Первого волка она отпугнет, так что стычек можете не опасаться. Зато упростит поиски волченка.
- Как нам его искать, коли Лес без конца и края? – фыркнул Курогане, пряча шар в складках плаща, - тем более зная, что не лес это вовсе.
- Следуйте за луной, не сворачивая, - радушно оповестил бог, указав в небо, на жемчужное сияние изменчивого пятачка. – Держитесь подальше от болот. Пары, поднимающиеся над поверхностью, глушат эманации моей крови. И уж поверьте – сталкиваться с кем-то, кроме волченка, я бы не советовал. Ибо пока в действии Время Перемен, я бессилен против всего, что не касается моих прямых обязанностей.
Не успел Курогане проникнуться глубиной сказанной фразы, старик уже отворял дверь, красноречиво указывая на выход. На миг замешкавшись, мечник схватил стоявшего столбом мага повыше локтя, и поторопился покинуть приветившую их обитель. Ступая за порог, от внимательных глаз японца не укрылась та самая улыбка, озарявшая старческую физиономию пару минут назад, заставляя заподозрить неладное. И хотя интуиция предательски мочала, читать по лицам мечник не разучился, будь то бог или дьявол собственной персоной. ТАК улыбаються лишь замыслившие недоброе, настолько недоброе, что самомнение попросту не позволяет показному равнодушию портить картину всеобщего злорадства, и прятать откровенную ложь за искусно сработанными масками. Как когда-то делал маг. Его, конечно, оправдывало отсувствие злорадства и зла в целом, но те, кто затеял именно зло, а не таил скорбное детство и иже выплывающее, шансы обвести вокруг пальца бдительного ниндзя теряли еще в зародыше. Впрочем, хотел ли хозяин хижины взаправду помочь сбившимся с пути путешественникам, или же старался их с этого самого пути сбить, для Курогане оставалось открытым вопросом. Приходилось признавать, что поиски ответа зашли в тупик.
А вывод, между делом, напрашивался сам собой: если мечнику кто-то не нравился с первого взгляда – значит не зря; старик доверия внушал ровно столько, сколько демоны Сувы, сожравшие тело его отца. Причем еще до картинного появления в чаще. Иначе бы маг не принял поспешных мер безопасности, стараясь поставить товарищу защиту при любом удобном случае. Не пытался бы донести только понятными им словами некую информацию, которую японец не полностью понимал, однако догадывался о сути брошенного шепотом обрывка фразы. И уж явно бы не использовал так ненавистную тому мыслеречь – вторжению в сознание посредством все той же магии, как и вторжению в личное пространство и череды недвусмысленных прикосновений. Не просто предупреждение – нечто больше, чем поведал старик, и не факт, что поведал правду.
Курогане раздраженно фыркнул; благословенны неведующие, да? Для него неведение мучительно оборачивалось проклятьем, а придурошный маг – косвенный виновник происходящего, не проронил ни звука с момента разговора с богом, пьяно тащась за тянувшим его воином. Воин же убеждал себя воздерживаться от резкости в выражениях, поставив перед собой цель отыскать мальчишку и белую тварь, кою во всеуслышание и стоило называть прямой, в отличии от чародея, виновницей их нелегкой участи внеплановых прогулок под луной.
Шагая размашисто, почти бегом, мужчина на ходу, с особой тщательностью, резал кору встречных деревьев, отмечая пройденный маршрут. Прислушивался к ощущению слабого тепла, исходящего от спрятанного в складках одежды шара. Шар покорно возлежал в кармане, пульсируя изменчивой поверхностью, имитировал биение сердца, отдавая тихими стуками в такт торопливым шагам, и почему-то пах бузиной.
Какое-то время они шли молча. Курогане сосредоточенно работал мечем, маг – устало пялился вперед, позволяя могучей руке грубо тащить себя и дальше. По прошевствии часа безрезультатных скитаний под перламутровым святилом, ниндзя вспомнил о балласте, якорем волочившегося следом, глумливо соизволяя не отстать и не потеряться в темноте. Решительно притормозив, воин ослабил хватку, спрятав верную катану в ножнах и выжидающе уставился на волшебника, рассеянно врезавшегося в широкую грудь, и, кажется, не совсем понимающего, что явилось преградой пред его бледным носом. Дабы не мешкать попусту, японец, по хозяйски, опустил ладони на узкие плечи, не без удовольствия встряхнув охнувшего от неожиданности товарища. Полученный стон доказывал - маг в сознании, из роли не выпал, вселяя надежду на скорое завершение и без того затянувшегося приключения.
- Голос прорезался – уже прогресс, - удовлетворенно констатировал Курогане, отпуская скривившегося от боли волшебника, и едва не отскочил, когда тот, вместо насмешливой реплики, стремительно подался вперед, проникая под одежду и жадно что-то нашаривая.
Предметом острой потребности Фая зарыться в одеяния японца, без напрасных сомнений, оказался вышеупомянутый шар, ловко выуженный из внутреннего кармана, и зажатый между аристократически правильных пальчиков. Но и добыв искомое, маг не успокоился, продолжив обыскивать торс мужчины, противно похрипывая. Облизнулся.
Шиноби, видимо, опешив от подобной перемены, впал в короткий ступор, кое как стерпев вторжение чужих рук на территорию собственного тела, и должного сопротивления не оказал. Когда же маг прошелся указательными пальцами обоих рук по ключице, линии шеи и челюсти, а затем буквально вжался в мечника, как в первый раз по прибытии в этот… мда… мир, бормоча нечленораздельные обрывки заклинаний (куда же без них?), Курогане не выдержал. К чему, собственно, заклинания были обращены, выяснить мечнику не улыбалось. Не собираясь внимать, по его мнению, бреду сумасшедшего, он расцепил объятия, от всей души врезав магу под дых. Отрываясь и за Мокону, и за пропавшего пацана, и за себя любимого. Иначе вправить мозги неадекватно отреагировавшего на вынужденную остановку мага он не умел - уговорами здесь бы не обошлось. Кулак угодил точно в солнечное сплетение, напоровшись на предшевствующий удару булькающий звук и толщину ткани. Раздался всхлип. Согнувшись дугой, чародей отлетел на полметра, распластавшись на земле безформенной массой. Руки заметались в стороны, голова запрокинулась. Из горла вырвался кашель. Зато туманный взгляд чародея прояснился, а глаза осуждающе уставились на склонившегося над ним Курогане.
Фай судорожно зглотнул, дергано озираясь.
- Полегчало? – вопросил мечник, но маг порывисто вцепился в широкий ворот куртки того, рывком притянув к себе..
- Держи меня! – громко, почти крича.
- Не понял? - получив подсечку, Курогане рухнул всем весом на лежащего средь помятой травы чародея, цветасто ругаясь.
- Делай что хочешь, но не давай мне подняться! - зашипел Фай в самое ухо, - что бы ни случилось, и что бы я ни вытворял - удерживай меня под собой! Сожми мои запястья, придави. Короче: все что можешь. Не позволяй мне шевелиться!
Переспросить Курагане не успел: Фай выгнулся, поднимая тяжелого товарища, тут же обмяк заходясь стонами. Реагировать пришлось немедленно. По полученному совету – пальцы сомкнуть на тонких запястьях, грудью вдавить грудь мага, прижаться к горящей щеке, намертво сцепив зубы, чтобы вновь не заматериться.
Секундой позже стоны надломились. Волшебник на момент затих, тяжело дыша, а воин не мог понять чье сердце так отчаянно колотится об грудную клетку. Похоже все-таки не его…
Фай глубоко вздохнул, раскрывая рот; ощутив движение челюсти, Курогане поднял глаза. Наблюдаемое зрелище не обрадовало – белоснежные зубы, как и язык, окрашены алым. Видимо белокурое недоразумение прокусило внутреннюю сторону щеки, и давилось собственной кровью.
Ноги конвульсивно задергались. Мечнику пришлось прижимать мага бедрами, чувствуя странную вибрацию дергающегося тела, словно грунт под ними сотрясало слабыми толчками землетрясения. А еще Курогане ощутил то, чего меньше всего ощущать хотелось даже во сне. Даже в дурном кошмаре или в хмельном бреду – возбуждение. Сначала легкое, потом быстро нарастающее. Маг извивался под ним, вырывался, всхлипывая практически навзрыд, и конечно же терся там, где не следовало, пускай в его состоянии думать о последствиях было затруднительно. Ниндзя едва не взвыл от ярости. Натренированное тело отказывалось подчиняться увещеваниям рассудка, стоически бунтуя. Что не особо удивляло; предавшийся бесконечному путешествию японец не помнил, когда в последний раз был с женщиной, за что теперь жестоко расплачивался. Причем обвинять товарища он не имел права по причине абсолютной невиновности оного относительно вдруг возникших потребностей мечника. Рыча от досады, мужчина крепче стискивал дрожащие запястья, проклиная все на свете, включая давшее слабину тело.
- Ты мне за это ответишь! Ох, как ответишь!
Сколько они так пролежали, Курогане не знал. Не знал почему это все начинает его порядком бесить, и почему дрожь мага передается ему втройне. Хотя нет – знал, но держал догадки при себе наглухо заперев за литой дверью в глубине сознания, а ключ забросил подальше. Стало невыносимо жарко, по спине стаями бегали мурашки, шею и лицо заливали капельки пота, сруясь по щекам и капая с подбородка.
Застань их в таком положении Шаоран, пришлось бы долго лечить мальчика в ближайшем же мире у ближайшего зельевара, или лучше попросить Фая наложить заклинание забвения. Ибо оправдываться перед подростком, объясняя трагикомичность ситуации воину не особо хотелось, потому как Шаоран был склонен делать выводы сам, и редко изменял мнение насчет увиденного.
Погасив бушевавший в паху огонь мыслями, далекими от прекрасного, японец уже обдумывал все прелести скорой расплаты за поруганную гордость, как ощутил на себе испуганный взгляд.
- Не поверишь чего со мной было! – радостно возвестил маг и тут же скривился. Вероятно, болела прокушенная щека.
- Поверю, - успокоил мечник, медленно поднимаясь. Он порядком взмок, рубаха липла к коже, волосы ко лбу, на лице читалось желание растерзать любого, кто с ним сейчас заговорит. Маг к данной категории видимо не относившийся, плавно скользнул по влажным черным волосам, и уперся лбом в курогановский подбородок.
- Полежи так со мной, - почти умоляюще.
- Ну, уж нет! – взорвался ниндзя, рывком ставя мага на ноги, - с меня и одного раза хватило. Поэтому, я жду объяснений и не потерплю отмазок, даже если придется ответ вытягивать из тебя клешнями.
- Не придется, Куро-сама, - улыбка, обреченная такая, - здесь нечего объяснять – я просто не знаю. Я смог почувствовать приближение приступа, дать же этому описание, хоть что-либо обнадеживающее я не только не способен, но и не совсем в состоянии.
Пауза.
- Это из-за шара?
Подарок все еще покоился на маговской ладони, сжатый, как переспелый фрукт.
Проследив взгляд Курогане, Фай покачал головой.
- Нет… Кровь ни при чем. Кто-то зовет меня, и этот зов… пробуждает…пробуждает мою силу. Не магическую, нет. Ту силу, которой я боюсь, и которая мне не знакома.
- И из-за этой силы ты сходишь с ума, ведешь себя хуже полоумного…,- мужчина запнулся, - погоди, ты сказал «боишься»?
- Ты удивлен, что я испытываю страх перед неизвестным? – скептически выгнутая бровь.
- Брось, подобная мимика тебе не идет.
- Куро-сама… Я боюсь, что не сумев обуздать, приучить ее, я могу навредить тебе, Шаорану, всем.
- И давно это происходит?
- С первых секунд появления во владениях нашего нового знакомого.
Более Фай не сказал ни слова. Отстранившись, и обойдя мечника, сделал несколько шагов. Шар беззвучно выпал из разжавшейся ладони, с мягким хрустом упав на землю. А следом, сперва пошатнувшись, а затем нечленораздельно взбулькнув повалится Фай.
Курогане, стоявший к нему спиной, отреагировал не сразу. Не сразу понял, что что-то не так. Слыша позади шаги мага, он слишком отвлекся, поглощенный услышанным, и смешанным чувством стыда, прежде чем обернуться на изданный Фаем звук.
Он падал медленно, достаточно медленно, чтобы вовремя схватить, но за ту секунду, что разделила молниеносную реакцию Курогане и падение, все внутри воина похолодело, а чужой, незнакомый голос пронзил слух предупреждающим воплем.
- МАГ!!!
-
-
06.11.2016 в 21:49-
-
07.11.2016 в 02:35