Живи как захочется, пока все не кончится (с)
Автор: Nathanarihel_Liat aka Нэш-просто-Нэш
Саммари: Несколько историй, связанных с Цубасой… эмм… скорее косвенно, чем прямо, скажем так. Судите сами.
Об авторских правах: все персонажи, кроме некоторых второстепенных героев, придуманы кламповскими тетеньками, но, чтобы этих почтенных тетенек зря не очернять, сразу отвечу на возможный вопрос: вы не подумайте чего, траву или фантазию, смотря кому как понравится, я покупала не у них. Все свое, отечественное.
От автора: Я искренне надеюсь, что не быть мне с утра распятым на кресте)
Если кому-то понравится - возможно, будет продолжение.
Саммари: Несколько историй, связанных с Цубасой… эмм… скорее косвенно, чем прямо, скажем так. Судите сами.
Об авторских правах: все персонажи, кроме некоторых второстепенных героев, придуманы кламповскими тетеньками, но, чтобы этих почтенных тетенек зря не очернять, сразу отвечу на возможный вопрос: вы не подумайте чего, траву или фантазию, смотря кому как понравится, я покупала не у них. Все свое, отечественное.
От автора: Я искренне надеюсь, что не быть мне с утра распятым на кресте)
Если кому-то понравится - возможно, будет продолжение.
читать дальше
I. Цветик-семицветик
Юлия шла по лесу. Лес был зеленый, наискось прошитый лучами июльского желтого солнца, и весь зарос папоротником – в нем путались ее ноги. Ноги были в белых лаковых туфлях, и никакие доводы матери типа «ну кто же в белом ходит в лес, там же грязь, пыль, никто не подметает» уже не могли их спасти. Благо, про нежно-розовое платье, все в оборках, мать сказать забыла – так была возмущена неподобающей обувью своей дочери.
Придав своему прелестному детскому личику опечаленное выражение уставшего от жизни человека, Юлия – в который уже раз - размышляла о том, как мир к ней несправедлив.
Вот угораздило же ее родиться на пять минут позже, ничего ведь не мешало немного поторопиться! Если сестре досталось нормальное имя, то на ней, бедной-разнесчастной, родительская фантазия раз! – и кончилась. Вся, до капли. Вот и приходится всю жизнь отзываться на «Юи, Юи!» Пф. Как будто собаку зовут, право слово. Имя «Фаина» так не сократишь. Да его и не хочется сокращать. Оно же… красивое. Нечестно. Что и говорить, не-чест-но.
Где-то вверху зачирикала синяя диснеевская птичка. Вместо того, чтобы посмотреть на нее, Юлия зачем-то взглянула вниз и увидела цветок. У цветка было всего два лепестка, одиноко торчащих по разные стороны от сердцевинки.
На две секунды ее голубые, как безоблачное небо над верхушками деревьев, глаза омрачились праведным огорчением – ах, какой-то нехороший человек просто от нечего делать обидел растение, оборвал все, что мог, и бросил его засыхать – но оно оставалось праведным ровно до того момента, как Юлия увидела, что один лепесток голубого цвета, а второй – подумать только, какой-то ботанический абсурд – ярко-зеленый, такой же, как огурец, оставленный на грядке дождливой сентябрьской ночью.
Она давно уже умела читать, поэтому все-все понимала в жизни. И, нарисовав в своем воображении недостающие пять лепестков, красный, оранжевый, желтый, синий и фиолетовый, разом обозрела неограниченные возможности, вдруг ни с того ни с сего открывшиеся перед ней.
Два лепестка – два желания. Слишком сложный выбор для маленькой девочки, чей спектр мечтаний тянется от котенка под окном или обычной шоколадной конфеты до какого-то странного «мальчика на острове, куда мы ездили отдыхать прошлым летом» с розовым пони. И чтобы обязательно бантик в гриве.
Однако Юлия точно знала, чего хотела, и ее взгляд горел торжествующим огоньком. Еще бы! Судьба предоставила ей шанс исправить чудовищную мировую ошибку!
- Хочу, - сказала она, крепко взявшись за зеленый лепесток цепкими пальчиками – чтобы меня звали Фаина.
И оторвала лепесток.
Ничего особенного не произошло, не было слышно даже стандартного и банального звона колокольчика, но бывшую Юлию, отныне и во веки веков Фаину – она не озаботилась вопросом о том, как их будут различать дома, одинаковых, да еще и с одним именем на двоих – это не смутило. Она получила глубокое моральное удовлетворение и законченное самосознание.
Со вторым желанием было сложнее. Вот тут-то ее детский разум заметался из стороны в сторону вдоль всего вышеупомянутого спектра. Фаина понимала, что это должно быть что-то такое… значительное. Чтобы оно осталось с ней на всю жизнь, чтобы не получилось, что она, как говорится, профукала свое счастье безвозвратно. Но что, что же загадать?
Ага! Идея. И какая хорошая.
Радуясь своей изобретательности, Фаина откинула со лба белокурые кудряшки – в этом месте должна была бы раздаться барабанная дробь, добавляющая моменту напряженности - и объявила:
- Хочу нравиться всем мальчикам, каких ни встречу, и чтобы все девочки вокруг мне завидовали!
Лепесток полетел на землю, немного покружился, упал и замер в изрезанной тени папоротника.
… Вечером мама незнакомого белобрысого паренька в ставшем предательски коротким оборчатом платье домой не пустила.
Ох, сколько бессонных ночей ему пришлось потратить впоследствии, придумывая свою трагическую душещипательную историю! Без нее друзья засмеяли бы – и были бы правы.
Поздно, слишком поздно несчастный ребенок понял, что магии нельзя, никак нельзя доверять! Это ведь такая вещь – с ней шутки плохи.
Зато он на всю жизнь запомнил, что нужно бояться своих желаний – они ведь могут исполниться. Но это уже другая история.
II. Проблема
В зале было темно и пыльно. Средь пустых, неприютных стен с окнами, не дающими света, под высоким потолком единственным звуком было мерное, угрожающее тиканье метронома.
На холодном полу стоял большой круглый стол, окруженный пятнадцатью стульями. В середине стола стоял графин с водой и маленький граненый стакан – последние напоминания о том, что зал не был тайной штаб-квартирой какого-нибудь ордена черной магии.
Считалось, то здесь шло собрание. На деле же четырнадцать участников этого собрания, сидевшие за столом, смотрели на пятнадцатого и ждали, когда же он, наконец, хоть что-нибудь скажет.
Пятнадцатый заметно нервничал. Он то и дело поправлял галстук, словно тот анакондой душил его, иногда принимался постукивать пальцами по столу или сцеплял их в замок и смотрел вниз, на носки своих собственных спрятанных под столом ботинок. И молчал.
Наконец, почувствовав, что больше он так не может и что чем скорее все начнется, тем скорее все кончится, он, так и не поднимая глаз, начал говорить высоким, прерывающимся голосом с едва слышной надломленной ноткой подступающего нервного срыва.
- Товарищи! – говорил он. – Я собрал вас всех… собрал вас всех сегодня здесь по следующему вопросу. Вы знаете сами, конечно, я никогда не возражал, я, в принципе, не против, но не в таких же… - здесь он замолчал, как будто искал подходящее слово – не в таких же масштабах, товарищи! Теперь это, честное слово, переходит всякие границы, не лезет ни в какие рамки, это слишком… слишком…
Метроном тикал. Оратор загнанно огляделся, облизнул пересохшие губы и, почувствовав, что и говорить так он больше не может, торопливо закончил:
- Я считаю, что нужно категорически запретить Шаорану клонироваться! Лично я за, - и он поднял подрагивающую руку.
Никто не сказал ни слова, метроном тикал, и под тяжелыми, безразлично-холодными взглядами равнодушных слушателей выступающему нестерпимо захотелось заползти под стол.
Так он и сделал.
- Кто против? – еле слышно прошептал он пересохшими губами, выглядывая из-за края столешницы.
Четырнадцать Шаоранов синхронно, как один, подняли руки. Выражение их лиц не изменилось ни на йоту.
Выступавший скрылся под столом целиком с твердым намерением больше никогда оттуда не вылезать.
III. Долгими зимними вечерами
- Синг-Хо, ты вся синяя! Почему? Признавайся, женщина!
Фей Вонг, тот самый, Рид, родственник того самого Клоу Рида, недоумевал. Это случалось с ним крайне редко. Некоторые думали, что его вообще в детстве не научили недоумевать.
Синг-Хо стояла у стены, на своем обычном месте. Она была не синяя. Она была своего обычного цвета, черно-белого, с редкими вкраплениями темно-красного. А ее лицо было поистине каменным, хотя в душе у нее беззастенчиво плескался безудержный смех – чтобы не пропалили. А то ведь можно и по голове схлопотать.
Ее работодатель, несмотря на свою странную седеющую прическу, вечно работал на какую-то неведомую, невидимую камеру. Чего стоит одно его пафосное лицо! А эти загадочные витиеватые речи про время, силу и судьбу, льющиеся из его уст Волгой-матушкой при малейшем воспоминании о пятерке неразлучных друзей, за которыми он сам наблюдал, а ей не давал?
- Я знаю! – торжествовал в своем раздражении Фей. – Это все происки ведьмы, это ее магия!
Синг-Хо искоса посмотрела на него и сочувственно подумала: «Совсем с катушек съехал, бедняга, со своей ведьмой».
- Может, и так, - согласилась она из вечного опасения все-таки схлопотать по голове.
В этом-то и была вся проблема. Он любовался на своих клонов – а ей не позволял. И с ведьмой болтал только сам, без свидетелей. И не понимал – мужчины никогда ничего не понимают – что ей, до поры до времени верной Синг-Хо, просто-напросто скучно, и на деле это гораздо неприятнее, чем звучит. Не в шашки же ей играть и не в крестики-нолики с самой собой! А этот парень в банке – уже давно не развлечение. Мало того, что надоел, так еще и молчит, и все время что-то замышляет – а ей не рассказывает. Думает, наверное, что она возьмется мешать.
Приходилось развлекаться самой, по мере возможностей. И именно за это Фей Вонг каждую неделю расплачивался тем, что мир вокруг него был окрашен в красный, или в зеленый, или в синий, как сегодня, цвет.
Она просто меняла линзу из его монокля на цветное стеклышко. Казалось бы, такая мелочь – но сколько положительных эмоций! Все гениальное просто.
Где-то за несколькими стенками, считай, совсем рядом, тыкался в предметы Хайд, притащенный из его возлюбленной Изумрудной страны в погоне за властью. Его мир сегодня был темно-фиолетовым.
Фантазии Синг-Хо поистине не было границ. Не так давно любимое круглое зеркало человека-который-любит-совать-свои-руки-в-разные-миры-а-голову-нет, то самое, что стояло напротив его же любимого дивана, приобрело приятный золотистый матовый оттенок. Жаль, что окон в их доме не было (вид на толщу земли пополам с песком – что может быть лучше?) иначе она могла бы сделать еще во сто крат больше.
Следующим ее шагом должна была стать банка того молчаливого парня – ее планировалось выложить витражом в викторианском стиле. Однако он разбил ее раньше – вместе с поистине грандиозными планами своей тюремщицы.
А потом Фей Вонг узнал о ее безобидных, в принципе-то, проделках, и Синг-Хо все-таки получила по голове. Мечом. Все думали, что это из-за разбитой банки, так и оставшейся прозрачно-белой, но это только потому, что он, гордый, тщательно скрывал свой позор.
Хотя непонятно – и чего он так обиделся? Ведь, в конце концов, Хайду доставалось в два раза больше, чем ему – у него в очках было две линзы, а не одна. И ничего ведь, не жаловался.
IV. Всем знакомая история
Куроганэ никогда не имел дурной привычки вертеть головой по сторонам на все сто восемьдесят градусов и особо не страдал от того, что вокруг все было одинаковое и белое. Это могло бы, скорее, доставить неудобства придурку магу, вечно шныряющему по сторонам, но он благополучно уберегся от этого, все-таки напялив очки прямо поверх черной повязки через глаз и наивно полагая, наверное, что эти темные шестиугольнички действительно идут к его совершенно бесцветному лицу – принцесса только поддерживала его в этом заблуждении. Зря. Зато для него все вокруг было красивого зеленого оттенка. Пацан целеустремленно и молча шагал рядом с ними своими длинными ногами, словно сваи забивал, и тоже был в очках, но уже по глубоко личным причинам. Совесть в нем проснулась, видать. На белую булку подходящего размера не нашлось, поэтому ей приходилось придерживать очки своими короткими лапками, чтобы они не падали вниз с его, Куроганэ, плеча, на коем это бесстыжее хлебобулочное изделие, как всегда, восседало с хозяйским видом.
Изумрудный, значит, город. Они уже были в Изумрудной стране, когда-то, казалось бы, невообразимо давно, а тут – город. Если исходить из понятия о закономерности дальнейшего уменьшения масштаба, нужно ждать Изумрудного дома, а потом, под конец, Изумрудной комнаты. А дальше – только Изумрудный стул. Хотя если он будет таким же изумрудным, как страна и город – читай «каким угодно, но только не зеленым» - то опасаться нечего.
Здешний правитель, маленький, с залысинами и – на опытный взгляд Куроганэ, перевидавшего за время их путешествия немало монархов – на редкость непредставительный, как будто и не правитель вовсе, принял их очень ласково в своем маленьком и тоже совершенно белом дворце. После обычных ритуалов вроде «чай-кофе-сесть-не-хотите-нет-спасибо-мы-постоим» он доверительно посетовал, что в последние десять лет он, видать, начал стареть, потому как к нему в гости почему-то всегда приходят группами по четыре человека плюс одно говорящее животное, в ответ на что белая булка начала обиженно вопить, что она вовсе никакое не животное, она Мокона, и это, между прочим, звучит гордо, а он – надо же, безвольный какой – начал перед ней извиняться. Что ж, выпросить прощение у этой мелочи совсем несложно – нужно всего-навсего дать ей взятку. Бутылку. Желательно побольше. Желательно полную.
Куроганэ с некоторым отвращением поморщился и решил было, что слушать бесполезно, потому что в этом мире уже не будет ничего хорошего, когда лысеющий, стареющий и не умеющий отличать Мокон от животных вдруг спросил, с деловым видом потирая маленькие пухлые ручки:
- Ну-с, господа, и какие у вас желания?
- Желания? – удивленно переспросила ушастая. У нее, видимо, сработала обычная ассоциация с этим словом – дом, детство, подлая алчная ведьма, вторая булка, но на этот раз черная.
- Конечно, - подтвердил правитель с некоторым удивлением. – Вы разве не за этим? Ко мне обычно приходят с просьбой об исполнении желания. Вот вы, - вопросил он, указав на принцессу. – Вы, юная леди, чего хотите больше всего?
Бедняжка не ожидала такого вопроса, как обычно, растерялась, смутилась и, видать, просто на автомате выдала свой обычный ответ:
- Ну, вообще-то… Я хотела бы, чтобы ко мне вернулась… моя память.
Ну конечно, чего еще можно было от нее ожидать – сей мотив красной нитью тянется через весь их путь.
- Хор-роший выбор, - одобрил «исполнитель». – Так и запишем: ваше желание – мозги.
Никто не стал ему возражать, хотя все отлично знали, что память хранится вовсе не в мозгах, как он сказал, а в душе. Чего спорить с настолько странным субъектом? Тем более что пока он занимается сбычей мечт и ничего взамен не просит, а на халяву, знаете ли, и разбавленное сакэ сойдет за неразбавленное.
- Ваша очередь, молодой человек, - с такими словами правитель обратился к пацану.
- Я хочу, - сказал тот коротко и совершенно без каких-либо эмоций, - иметь сердце.
Он снял зеленые очки, и стало видно, что один глаз у него свой, карий, а другой – ярко-голубой.
- Отлично! – согласился его собеседник. – Кто там дальше? Вы, - ответил он сам себе, глядя на мага.
Тот рассмеялся и махнул ладонью.
- Вообще-то, - сказал он своим невообразимым тянучим голосом – моим желанием было никогда не возвращаться домой, но теперь этот вопрос улажен, поэтому я даже не зна-аю.
- Не хотите ли взять храбрость? – как торговка на рынке, участливо предложил правитель. – Полезная штука.
Белобрысый мило улыбнулся, показывая неестественно длинные и острые глазные зубы.
- Не стоит, - ответствовал он. – Мне же хватило храбрости, чтобы два года жить рядом с Куро-рином.
Ага, мрачно подумал Куроганэ, зря ты, родной, храбрости не взял. После таких слов она тебе точно понадобится.
И вдруг короткий толстый палец поднялся и чуть не уперся ему в грудь, широкую, как шкаф.
- Остались только вы, - прозвучал дружелюбный голос.
У Куроганэ всегда, с самого начала было только одно желание – его-то он, недолго думая, и озвучил.
- Я хочу вернуться домой, - вот как звучало это желание.
… Где-то в сторонке принцесса мирно застегивала маленькое сердечко из розового кварца на шее пацана. То, что здесь называлось мозгами, они давно выкинули в ближайшие белые кусты, успев исколоть об это нечто, а в частности о булавки в нем, все пальцы. Говорящая булка сокрушенно жаловалась на то, что ее желанием никто так и не поинтересовался. А маг – вот же ж подлец! – стоял рядом и безуспешно пытался сдержать смех, рвущийся наружу сдавленным хихиканьем. Ему все-таки всучили бутылку храбрости, вернее, как выразился хозяин дома и города, "для храбрости", и не факт, что он еще не успел к ней приложиться.
Куроганэ честно попробовал бы натянуть эти чертовы туфли тридцать шестого размера – по уверениям лысеющего мужика, стоило лишь щелкнуть каблуками, чтобы оказаться в Нихоне, как будто и не уходил оттуда – если бы не дурацкие бантики наверху. Нет, такого он вообще руками не коснется.
Правитель Изумрудного города не ушел бы от его гнева, если бы не воздушный шар, помахавший Куроганэ гондолой уже с высоты птичьего полета. А маг, на котором он планировал выместить злость, весело и быстро убежал за край экрана.
Все как обычно. Что ж. Значит, путешествие продолжается.
-
-
10.11.2010 в 07:07- Не стоит, - ответствовал он. – Мне же хватило храбрости, чтобы два года жить рядом с Куро-рином.
Ага, мрачно подумал Куроганэ, зря ты, родной, храбрости не взял. После таких слов она тебе точно понадобится.
Семицветик тоже)))
-
-
11.11.2010 в 12:24Рад, что понравилось.
-
-
11.11.2010 в 17:26-
-
04.12.2010 в 09:33-
-
16.12.2010 в 21:22Драбблы очень милые. Мне почему-то больше всего порадовало про клонирование Шаоранов Х))) Ну и Изумрудный Город конечно тоже фапен Х)))
-
-
16.12.2010 в 21:41Вообще, есть еще идеи, и планировалось продолжение, но пока времени не особо, да и энтузиазм после временного невнимания читателей слегка поугас) Может, есть смысл еще написать.
Или закончить наконец тот фанфик про Валерию.-
-
16.12.2010 в 21:44Если напишете что-нибудь - с удовольствием прочту Х))))
-
-
16.12.2010 в 21:53читать дальше
-
-
03.01.2011 в 02:26-
-
03.01.2011 в 02:28-
-
03.01.2011 в 02:29-
-
03.01.2011 в 03:08Вроде где-то я читала, что глазными зубами называют клыки. Хотя память меня может и подвести. В любом случае имелись в виду именно они
Спасибо ))) Жутенько же они называются
-
-
03.01.2011 в 23:42О, это связано с легендой. Когда-то считалось что всё в организме связано на столько, что влияя на зуб можно вылечить глаза и так далее. В общем это не лишено смысла, но не в таких частностях.